Западноевропейская поэзия XX века - [13]

Видите — у меня на партийном билете

Двадцать четвертый год…»

Люди смотрели на партийный билет

Своего бригадира. И в полумраке

До полуночи о Ленине шел разговор

В рабочем бараке.

А двадцать первого января,

Утром, в морозный туман,

Бригада лопаты взяла

И пошла в котлован.

Был этот день торжеством труда.

Сорокаградусный злился мороз.

Копали, взрывали, бурили, скребли.

Котлован на глазах рос.

«Цемент привезут — послезавтра фундамент

Класть начинаем, — бригадир кричал, —

Чтоб через год дала металл

Домна имени Ильича!»

МАЯКОВСКИЙ В БАГДАДИ Перевод В. Швыряева

Горечь мечтает стать сладостью.

Руставели

На севере лес. На юге пустыня.

А запад с востоком окружены

От соли и нефти зеленой и синей

Каймой черноморской тяжелой волны.

Неба касаются сосен верхушки.

На стареньких скрипках играют ветра.

Лесник поселился на самой опушке,

И этим довольна его детвора.

Из ясеня стол. Колыбель из каштана.

В передней сундук и восточный кувшин,

В котором когда-то пенился рьяно

Осенний подарок крестьянских годин.

Волна мятежа обвалом грозила,

Но слово, что в дар ему было дано,

Мужало, росло, набирало силу,

Как в темном подвале молодое вино.

Лесную свежесть впитало слово,

Напев пастуха, улетающий вдаль,

Усмешку лукавую басен Крылова

И сказок Андерсена печаль.

Разин и Мюнцер ему подарили

Упрямство, а старый разбойник Арсен

Горечь тех вин, что веками бродили

В душных кувшинах у каменных стен.

Он в детстве скакал на фанерной лошадке

И мог бы, как многие, преуспеть,

Копируя росчерки прописей гладких,

Но времени ветер учил его петь.

Еще до прихода войны и коммуны

Молчание рощ, и лесов, и болот

Уже разбудило в ребенке трибуна

Той бури, с которой пришел Пятый год.

Дуб у Риона в волны глядится.

В предутренней дымке пути не видать.

Но школьная юность — что вольная птица:

К синему небу так же стремится,

Как сладостью горечь мечтает стать.

РАПСОДИЯ: ХЛЕБ И РОЗЫ (Из поэмы) Перевод Ю. Хазанова

* * *

… Дрогнет ли рука, листая книгу

вплоть до эшафотов сорок пятого,

на той странице, где венки и флаги?

Пройдет ли ток

по мышцам и костям?

Что чувствовали мы? Что делали? Что думали?

Как мы сражались в те дни,

когда народы ленинской страны

погнали вспять жестокого врага?

Когда они проложили нам путь домой —

тебе и мне?

Когда они, послушные своему героическому прошлому,

выдержали испытание на разрыв, на стойкость?..

* * *

Мартовское утро в морозной мгле

(воздух еще бормочет и дрожит

от грома пушек),

колышется туманный рассвет

над тающими водами; передовые части

доверились наступающему дню

и зыбким понтонным мостам.

Я — сплошной силуэт,

блудный сын без лица,

но сердечная мышца

бурно нагнетает кровь,

но дыхание дымится;

я в полушубке и валенках,

с наганом в кобуре —

на сорок третьем году жизни —

через камыши и заросли ивняка

бреду, укрываясь от самолетов,

бреду, укрываясь от снайперов,

бреду по расползшейся глине,

взбираюсь на крутой склон: я

вступаю на землю Австрии.

И в обложке

моего воинского удостоверения —

как послание потомкам —

портрет Ленина.

ЭРНСТ ШЕНВИЗЕ

Эрнст Шенвизе (род. в 1905 г.) — Поэт, эссеист и радиодраматург. Учился в Венском университете. Первый сборник, «Радуга», был подготовлен в 1937 г. и тогда же, в рукописи, удостоен премии Венского университета. Изданию его помешала оккупация, на время которой Шенвизе уехал в Трансильванию, — сборник был выпущен лишь в 1947 г. Составитель антологий австрийской поэзии «Патмос» (1935) и «Австрийская лирика с 1945 года» (1960). С 1954 г. живет в Вене, профессор Венского университета.

На русский язык переводится впервые.

САПФИЧЕСКАЯ ОДА Перевод Е. Витковского

Рук своих кольцо не сжимай, не надо, —

Сына не спасти, — но спроси у сердца

Своего, — и в нем ты вину отыщешь

Матери каждой.

Не была ль ты матерью прежде — в Спарте,

Не сама ль сынов ты на сечу слала

И встречала радостно — победивших

Или же мертвых.

Ты сама, о мать, помогла убийству!

Неужели вновь загрубело сердце,

Что убийцам в гордости ложной слало

Благословенье?

Только смерть кругом, если сердце мыслит

Лишь о смерти. Вот уже мир темнеет,

Больше не встает на защиту сына

Мать человека.

Я об этом думал — и вот, внезапно,

Мне в окно сова застучала клювом,

Прилетев на свет, — это голос мертвых

Был подтвержденьем.

Все сперва растет у тебя под сердцем,

Долгих девять месяцев вопрошая.

Ах, у бога тщетно тогда ты просишь

Вечного мира.

Будь спасенье целью твоей — ты сможешь

Сыновей спасти, что живут миражем,

Жаждут чистых тайн и встают упрямо

Перед могилой.

Сын твой, — о, найдет ли тебя он снова?

Только если ты позовешь и вспомнишь:

Живо то, что полнило грудь, что снова

Может гореть в ней.

Вот он, посмотри — он стоит, колеблясь,

Знай, с тобой в союзе он станет сильным

— Помни, мать: вкусишь на могиле сына

Горшие слезы.

Гордость и надменность в себе навеки

Растопчи, чтоб им не воскреснуть в сыне, —

Страшен час, в который в последний раз ты

Руки заломишь.

КРИСТИНА БУСТА Перевод Е. Витковского

Кристина Буста (род. в 1915 г.). — Изучала в Венском университете немецкую и английскую литературу. Провела тяжелую молодость «военного поколения». Первый сборник стихотворений, «Год за годом», выпустила в 1950 г. Известна также как детская писательница. На русский язык переводится впервые.

В ПУСТЫНЕ

Хлебы разделены, розданы, кончилась влага,