Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма - [49]

.

Вопрос «Кусать иль не кусать?» часто встает на страницах вампирских историй. Но даже если какой-нибудь вампир придерживается «вегетарианской» диеты, воздерживаясь от каннибализма, все равно человек остается естественной пищей для вампира. Для моего анализа особенно важно, что успех такого рода беллетристики, по мнению критиков, определяется именно способностью монстра (вампира или оборотня) превратить человека в пищу: «По-видимому, Райс упустила из виду тот факт, что читателю неинтересны оборотни с хорошим вкусом; читателю подавай оборотня, который уверен, что человек — это вкусно»[436] — пишет обозреватель «Вашингтон пост» по поводу романа Энн Райс «Волчий дар» (2012).

По сравнению с классическими историями современный вампир существенно преобразился. Вплоть до конца ХХ века в канонических вампирских нарративах — будь то «Дракула» Стокера, «Семья вурдалака» А. К. Толстого или многие другие повести, романы и кинофильмы — нападение вампира на человека считалось чем-то аномальным, нарушением природных и нравственных устоев. Человек никоим образом не расценивался просто как естественная добыча и пища для вампиров[437]. Главными действующими лицами были именно люди, а не вампиры. Оборотни, вампиры и ведьмы внушали лишь ужас и отвращение как воплощение смертельной опасности.

Напротив, в произведениях современной популярной культуры нелюди представляют собой эстетический идеал и структурируют повествование. Ожидается, что публика будет сопереживать именно монстрам, идентифицировать себя с их чувствами и помыслами. Трудно переоценить значение этого переворота: впервые в истории западной цивилизации человек стал рассматриваться просто как корм для других существ, пусть даже и вымышленных. Хищные звери, преступники-психопаты или пучеглазые пришельцы (какую бы форму ни принимал людоед в ту или иную эпоху) никогда прежде не воспринимались как эстетический идеал, как совершенные существа высшего порядка, которые именно в силу своего совершенства имеют право относиться к людям как к пище. В наши дни, наоборот, людоеды, «питающиеся» человеческой плотью и кровью, вовсе не вызывают чувство отвращения или моральное осуждение. Иногда монстры относятся к людям, как к любимым питомцам, иногда вежливо терпят общество смертных подруг; в любом случае, люди для них — существа низшего порядка, поэтому вполне естественно включить их в свое меню.

В отличие от литературных предшественников, человек у современного монстра вызывает чувство глубокой разочарованности или откровенного презрения. Вот два характерных момента из «Дневников вампира». В первом случае Дэймон разъясняет Елене, почему идея стать человеком для него совершенно неприемлема:

ЕЛЕНА. Так ты скорее умрешь, чем станешь человеком; думаешь, мне это по душе?

ДЭЙМОН. <…> Да, по мне лучше смерть, чем быть человеком <…> Лучше умереть прямо сейчас, чем вспоминать на закате своих лет, как все было хорошо и каким я был счастливым. Елена, я тот, кто я есть, и менять ничего я не собираюсь[438].

А вот разговор Дэймона с вампиром Ребеккой, пожелавшей «возвратиться» в прежнее, человеческое состояние. Речь идет о том, насколько унизительно быть человеком:

ДЭЙМОН. Так ты хочешь исцелиться, в самом деле хочешь? Что ж, позволь мне дать тебе один совет. Взгляни на этих девушек — похоже, они счастливы. А лет через пять такая девушка выйдет замуж за посредственность, и у нее будет унылая карьера. И вот тут-то девушка начинает осознавать, что…

РЕБЕККА. Что же именно?

ДЭЙМОН. То, что тебе никогда не придется пережить. Что жизнь — это хлам, если ты средний человек. А в чем твое принципиальное отличие от них? Ты — вампир! Если же ты примешь решение и станешь человеком, ты просто никто и ничто. Поверь мне, лучше забыть об этом проклятом исцелении раз и навсегда[439].

Вот еще пара характерных реплик из диалога между братьями-вампирами Дэймоном и Стефаном:

СТЕФАН. Они люди, Дэймон. Она не марионетка, и живет она не ради твоего удовольствия, не ради того, чтобы мог к ней присосаться, когда тебе заблагорассудится.

ДЭЙМОН. А куда она денется. Они все такие, они-то и будут только тем, что я пожелаю[440].

Безграничное презрение к людям — вот основа мировосприятия современных монстров. Дэймон продолжает рассуждать о вампирской сути:

Она сказала «прощай» роду человеческому <…> Это просто выключить, как нажать кнопку. <…> Коль скоро ты вампир, ты не испытываешь чувств — никакой вины, стыда, сожаления. Ну так что, если можно нажать кнопку, сделаешь это? <…> Я — да, вне сомнений [нажал кнопку. — Д. Х.], и вот отчего, Рик, со мной так весело[441].

Такие установки типичны для большинства современных вампирских историй. Пример — «Выживут только любовники»: вампирская пара решила для себя, что род людской обречен. Эти двое уничижительно именуют людей «зомбированные». Характерен финал этой картины: эта пара, Адам и Ева, изначально воздерживавшаяся от человеческой крови, начинает охотиться за супружеской парой. А главный герой «Ночного дозора» — вампир, который, казалось бы, был сначала дружелюбен по отношению к людям, саркастически обращается к человечеству: «Я что, должен тратить свою жизнь ради вас?»