Занимательная орфография - [48]

Шрифт
Интервал

п б ф в м т д с з н л р

п б ф в м т д с з н л р

Мягкие согласные часто встречаются в речи, например, даем фонетическую транскрипцию:

ублу гулать в лэсу…]

Люблю гулять в лесу…

Можно было бы для каждого мягкого согласного придумать особую букву:

љубљу гуљать в љэсу…

Мы использовали букву љ для передачи мягких звуков. Кстати, в сербском письме на самом деле есть буквы љ и њ:

љубитель,

љубомора,

љута зима,

њух

њива.

Слова эти значат: «любитель», «ревность», «сильный мороз», «нюх», «нива».

У нас особых букв для мягких согласных нет. Значит, нет и для твердых. В одном только случае у нас парные согласные мягкий и твердый, — каждый имеет свои собственные буквы: Ш и Щ.

А могли бы мы придумать для каждой мягкой согласной фонемы особую букву! Например, так:

Каждая буква — с приделанным к ней мягким знаком, как будто с серьгой…

Но сложные получились бы буквы. Да и много их. А нельзя ли проще? Сказано: «как будто с серьгой»… Постойте-ка! А что если серьгу передать соседу? Сделать так, чтобы гласная буква показывала мягкость предыдущего согласного? Co значками-то у нас это получилось!

Мы придумали букву Я

Помните — кружки-то мы удвоили? Не удвоить ли нам букву А… Пусть будет А и

. Вместо
будем писать
, вместо
, вместо

Но фигура у буквы

куда как сложна… Нельзя ли попроще? Например: Я. Очень подойдет. Будем писать так:

а] = TЯ,

а] = ДЯ,

а] = ЛЯ…

И так далее.

Вот мы с вами придумали букву Я. Неважно, что она издавна живет в русской азбуке. Мы ее все-таки сами придумали, то есть поняли, почему с ней хорошо, а без нее хуже.

Буква Я будет у нас обозначать фонему <а> и мягкость предшествующей согласной фонемы.

Про Эмиля Золя

Есть французский писатель: Emile Zola. Его полюбили читатели России. Стали выходить его романы в русских переводах, на обложках написано: Эмиль Зола. Один и тот же французский — по-русски обозначен то как мягкий (Эмиль), то как твердый (Зола). Буква А показывает его твердое произношение.

Но французский звук не твердый и не мягкий.

Русский согласный [л] (твердый) произносится так: передняя часть языка прикасается к верхним зубам, задняя его часть Немного приподнимается к нёбу.

Русский согласный [л] (мягкий) произносится по-другому: язык тоже передней своей частью прикасается к зубам, к верхним, но к нёбу приподнимается его передняя часть. Получается тот звук, который мы произносим в словах Ляля, пилю, июль.

Французский согласный (его буква I) не твердый и не мягкий. Язык тоже прикасается к верхним зубам, но ни передняя, ни задняя часть языка к нёбу не приподняты. Ровно лежит язык.

Вот и решай, как по-русски представить такой звук…

Haм он все-таки знаком. Когда поем, задумавшись или от хорошего настроения, то иногда выводим: «Ля-ля-ля-ля»… И здесь-то обычно произносим такой согласный: [l], не твердый и не мягкий.

Многие из нас по телефону говорят «алло!» — тоже с таким согласным. Нельзя произносить это междометие так же, как начало слова Алёна. (Но можно говорить алло с твердым [л], это тоже верно, есть и такая традиция в русском культурном языке.)

Итак, французский звук не похож на русский. А если французская фамилия вошла в русскую речь? Я люблю романы Золя… или Зола?

Вначале заменили [l] твердым [л]. Говорили: Зо[л]а. Так было в начале нашего века. Но потом пришли к выводу, что французский [l] больше похож на русский мягкий согласный [л]. И стали говорить: Зо]а.

И сразу же буква А — долой из этого слова! Бегом! Не по нраву ей стоять после согласного, который явно и несомненно мягкий. Место буквы А заняла — заметьте, по праву — буква Я. Стали писать: Золя. Так и сейчас пишут.

Буква Л передает мягкий согласный [л]. Тоже нет совпадения с французским [l], но сходства больше.

Вот видите: если нужно указать мягкость предшествующего согласного, нужна буква Я. Если впереди твердый согласный — на посту А.

Тютелька в тютельку

И еще будем так писать:

у] = ТЮ,

у] = ДЮ,

у] = ЛЮ…

И так далее.

Здесь буква У — кружок без серьги. Буква Ю — ее сестра, сережки носит. Можно так ее изобразить:

Но сложно. Нет уж, пусть будет, как принято: Ю.

Жил был Рютютю. Пошел он в лес и там гуляет. Пришла пора его домой звать. Брат ему кричит:

— Рютютю-у-у-у!

Тот не слышит, гуляет себе.

— Рютю-у-у-у… — снова кричит ему брат, так громко, что на все слово дыхания не хватило.

Рютютю в лесу грибы собирает, увлекся, не слышит.

— Рю-у-у-у… — снова завел было его брат, но крика у него хватило только на первый слог…

Что же кричит брат громко-протяжно? Гласный [у]. Длительно он его произносит, чтобы звук был слышнее. И тут-то стало заметно, что буква Ю передает звук [у].

Почему же пишется Рютютю, а не Рутуту? Только потому, что согласные в имени Рютютю — мягкие, и их мягкость надо обозначить.

Мягкий согласный [р] + [у] — это буквенно равно РЮ. И так же: [т] + [у] = ТЮ. А если протяжно сказать, то ведь не букву Ю тянешь — тянешь гласный [у], букву нельзя тянуть, разве вот так (см. картинку).

Неплохой лисенок

Произнесите: лись… Потом: О! — громко. Потом — нак… У вас получился вполне хороший лисенок. Быстро — одну за другой, все три части: лисенок стал совсем хорош. Особенно, если последний слог у вас — с гласным [ъ]: [л


Еще от автора Михаил Викторович Панов
И все-таки она хорошая!

Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам. Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться? Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить.


Рекомендуем почитать
Различия в степени вокализованности сонорных и их роль в противопоставлении центральных и периферийных говоров

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


К изучению славянской метеорологической терминологии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Таланты и изменники, или Как я переводил «Капитанскую дочку»

Пушкин и английский язык - маленькие открытия переводчика.


Толкуя слово: Опыт герменевтики по-русски

Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.


Русские толкования

Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.


Поэзия и поэтика города

Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.