Занимательная орфография - [20]
— Все равно длинно.
— Ну, Иван, Иван — и все!
— Надо еще короче.
— Тогда просто: и! Намек, что это сокращение, а полностью— Иван Семенович.
— Но ведь странно, сами посудите: фонема, которая в сильной позиции выражена звуком [о́], и вдруг называется… <и>!
— А как же ее назвать?
— Назовем ее фонема <о>. Ведь под ударением она представлена звуком [о]! А это главная позиция, сильная[12]. В этой позиции фонема <о> отличается от всех других. Ее не спутаешь с другой фонемой.
— Ну, что ж. Я согласен. Пусть будет фонема <о>. У меня сестра Оля есть. Это, значит, в честь Оли.
— И давайте, Иван Семеныч, всегда фонемы называть тем звуком, который эту фонему представляет в сильной позиции — там, где она отличается от всех других…
— Гм! По сильной позиции… Ну, давай. Я не против. Ладно… Уф! Умаялся я с тобой!
Одолели холод
Да, читатель, так и будем называть фонемы: по сильной позиции. Чередуются: х[о́]лод — х[а]ло́дному — х[ъ]лода́. В сильной позиции — [о]. Поэтому все эти звуки, весь ряд — фонема <о>. И в фонемную транскрипцию запишем:
<хол**>
После [л] — тоже чередование: хол[о́]дному — хол[а]да́ — хол[ъ]днова́то… По сильной позиции — это тоже фонема <о>. Ряд чередований, вы заметили, тот же самый. Пишем:
<холо*>
Дальше — опять чередования: холо[т] — холо[д]а… Где сильная позиция? Там, где есть отличие глухого согласного от звонкого, [т] от [д]. Перед гласным! Холо[д]а́ — красо[т]а́. В сильной позиции — звук [д]. Значит, это фонема <д>, представленная в сильной позиции звуком [д], в слабой — звуком [т].
О довели это слово! Узнали его фонемный состав:
<холод>.
Вот и вся фонемная транскрипция! Так же устанавливаем:
<холодному>,
<холодновато>.
(Окончание в слове холодному проверили так: большому, седому…)
На что-то они похожи!
Иван Семенович развел руками:
— Удивительно получилось! Мне эти фонемные транскрипции что-то напоминают! Да, да! На что-то они похожи.
— А что они вам могут напоминать? Вы же раньше не занимались фонемами?
— Напоминают. Дай-ка еще горстку слов, и сделай ее… эту… понимаешь?
— Хорошо. Вот вам: [по́тп>ьис>ь], [пътп>ьиса́л], [патп>ьи́ска].
Полупшённый внимательно уставился на эти слова, медленно шевеля губами, и наконец сказал:
— А ты их без ошибки можешь прочесть?
— Могу.
— Давай!
Я прочел: подписал, подписка, подпись. Прочел не буква за буквой, а так, как обычно произносится. Фонетическая транскрипция, которую я дал, передает как раз обычное произношение.
— Умеешь, — сказал с облегчением Полупшённый. — Теперь давай фонемы.
Я написал:
<по*п**>
— Это я, Иван Семеныч, записал фонемы, которые сразу можно определить: они в сильной позиции. Гласный под ударением. Согласные перед гласными.
— Но тут не все фонемы! Тут пропуски! — твердо сказал Иван Семенович и посмотрел на меня испытующе.
— Верно, Иван Семеныч.
Иван Семенович довольно рассмеялся:
— Я же вижу.
— Фонемы в слабых позициях я обозначил звездочками. Теперь надо «поднять» до сильной позиции. Приставка в слове подпись произносится [пот]. Звук [т], а фонема какая?
— Вот именно! — сказал Полупшённый. — Тут, понимаешь, дело в фонеме.
— Надо ту же приставку найти в других словах, где для согласного будет сильная позиция.
— Нашел? — деловито осведомился Полупшённый.
— А как же: подложить, подрубить…
— Гм! Какая же здесь позиция сильная? Перед сонорными [л], [р].
— Ну уж! Будто она и сильная? Что-то я в ней никакой, понимаешь, силы не вижу. Некрепкая она, по-моему.
— А вот и сильная: подложить — отложить, подрубить — отрубить. Различаются [т] и [д], глухие и звонкие — позиция сильная.
— Слова-то разные. Сам ты дал — подпись, подписать, а здесь вдруг — подложить.
— Приставка под- у всех одна. Это-то и важно. И заметно, что в этом месте — перед сонорными — у нее [д]. А в другой приставке — [т]. Различие! Сила!
— Давай дальше.
— А дальше просто. Остались неясными две фонемы:
<подп>ь**>
Пишет. Под ударением [и]. Подписи. Перед гласным — [с>ь]. Вот и конец:
<по́дп>ьис>ь>.
И еще: <подп>ьи́ска>, <подп>ьиса́л>.
(Читатель понимает, какие места подверглись проверке: <подп>ьи*к*>. Подписок; вода. Последнее слово — для выяснения гласного в окончании.)
Полупшённый покачал головой:
— Ну, удивительно. Просто не верится. Я до сегодня фонемной транскрипции в глаза не видел. Да, не знал ее! Стыдно мне, а не знал! Не попадалась. Но теперь я гляжу на фонемную транскрипцию — и что-то она мне очень напоминает… Прямо — будто это что-то знакомое…
Что могла напомнить Полупшённому фонемная транскрипция?
На что она похожа?
На Полупшённого не угодишь
Полупшённый прислушивался вполуха:
— О чем это ты толкуешь?
— Объясняю, почему пять и пятнадцать, мясо и мясной пишутся одинаково.
— Так это всем известно! Это я еще в школе знал!
— Ну, почему мясной, пятнадцать?
— Потому что так правильно.
— А почему правильно? Какой резон? Основание?
— Основание такое, что все так пишут.
— А почему?
— Ну, заладил! Принято. Ясно?
— Я и хочу докопаться, какая причина, что принято так, а не этак, почему решили писать мясной… хотя буквы могли быть и другими!
— Могли! Если написать в этом слове другие буквы, ошибка получится. Как ты этого не понимаешь? Пишут мясной, потому что только так без ошибок выйдет. Усек?
Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам. Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться? Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.