Занавес, господа! - [37]

— Но ведь это была суббота. В субботу банки не работают. — напомнил я.

— А вы что, свои деньги всегда храните в банке? — Виктор отвел глаза, я понял: он не хочет, чтобы я увидел в них усмешку.

— Долги Потоцкий, однако, на минувшей неделе отдал. Уже после того, как, по вашему мнению, на него напали. Значит, с деньгами все в порядке.

— У грабителя или… грабителей могло что-то не получиться. Почему у милиции может не получиться, а у грабителя — нет? — Тут Виктор глаза отводить уже не стал, и я увидел эту усмешку — довольно желчную, признаться. — Но я ничего точно не знаю кроме того, что Глеба либо избили, либо сильно ударили и случилось это за неделю до его смерти, в тот день, когда он отправился куда-то на машине Кавешниковых. — Хан уже не усмехался, взгляд его стал жестким и хлестким, как стальной прут. — Это факты. Остальное — мои предположения, на которые вы можете не обращать внимания. Но эти предположения интересны мне. Я над ними размышлял в последние дни. Я даже позвонил сегодня Кавешниковым, спросил, не нужен ли их машине ремонт. Машина — единственная очевидная зацепка. Если с машиной не все в порядке, значит, мои размышления относительно нападения на Глеба могут оказаться правдой. Вне зависимости от того, замешаны здесь деньги или что-то другое. И значит может оказаться правдой то, что убийство Глеба — итог событий, произошедших по меньшей мере неделей раньше. Но Кавешниковы сказали, что с их машиной все в порядке.

Я никак не предполагал, что Хан способен на столь пространный монолог. Вот что значит активный мыслительный процесс — даже Виктор не в состоянии в одиночку поглощать плоды этой активности. Как добросердечный человек я должен был избавить Виктора от мук глубоких, но бесполезных размышлений. Но как благородный человек я не мог развеять его сомнения примитивной правдой о неудачных похождениях театрального критика на подмостках ночного бара. Я вспомнил письмо, якобы адресованное Потоцкому неким неизвестным, а на самом деле написанное Ханом, и понял: историю с этим письмом Виктор придумал не случайно, она вполне укладывалась в ту часть правды, которую он знал. Однако возникли нюансы, и они активизировали уже мой мыслительный процесс.

Когда Земцов основательно прищучил компанию Кавешниковых, доказав, что все они фантазеры с далеко идущими последствиями, Хан промолчал. Земцову он не сказал ни слова, а мне вполне охотно выложил все. Почему? Потому, что я задавал Виктору конкретные вопросы, а Иван — нет? Или потому, что сегодня, после того как машина Кавешниковых благополучно перекочевала в гараж, настал подходящий момент? Над всем этим еще стоило поразмыслить, но кое-что проверить я мог уже сейчас.

— Кстати, Виктор, о машинах. У меня враз возникли две проблемы: забарахлила машина и в отпуск ушел мой мастер. Кому попало доверять не хочется, а у вас, я слышал, есть свои мастера?

— Да, есть. — Хан нисколько не удивился, по крайней мере внешне, ни моему вопросу, ни вообще перемене темы разговора. Что в общем-то и следовало ожидать. — Мой хороший знакомый — владелец автомастерской. Я могу ему позвонить. Но вам придется поехать за город на Восточную дорогу. Сразу после границы города первый поворот направо. Там щит — "Ремонт автомобилей". Владельца зовут Семен Пак.

— Буду крайне признателен, — поблагодарил я и посмотрел на часы: шел седьмой час. Виктор перехватил мой взгляд.

— Вы можете поехать прямо сейчас. В мастерской круглые сутки кто-то есть. Восточная дорога — напряженная. Особенно летом. Сам Семен летом раньше девяти не уходит. А если вам придется оставить свою машину, вас довезут до города. Но если успеете до девяти. В девять Семен своих людей отправляет в город на микроавтобусе.

Я встал, пожал жесткую ладонь Виктора и улыбнулся. Мне было интересно, улыбнется ли он в ответ. Разумеется, не улыбнулся. Но глаза чуть прищурились и чуть расширились. Вероятно, это заменяло улыбку.

… Поначалу я решил позвонить Земцову и рассказать о таинственной книге и немалых деньгах Глеба Потоцкого, о которых, если уж быть честным, я узнал не потому, что умный, а потому, что везучий. Машина Кавешниковых вывезла на дорожку, какую я бы и не заметил. Но потом я передумал звонить Ивану. Я это объяснил порывом человеколюбия: пришлось бы рассказать ему о мастерской Пака, а зачем зря нагружать и без того перегруженного Земцова, когда неизвестно, есть ли в этом смысл? На самом же деле, если уж быть до конца честным, меня подталкивало не столько человеколюбие, сколько самолюбие. Я не хотел вляпаться с бессмысленной информацией. Я ехал на Восточную дорогу, плохо представляя, что там потерял. Возможно, это была просто загородная прогулка в конце рабочего дня.

Глава 10

Игорь съехидничал, что, может, оно и к лучшему, если он поедет к Виктору Хану без меня. Он только не знал, что, если кому и будет лучше, так не ему, которому придется поработать соковыжималкой. Из Виктора выдавливать слова — все равно что сок из незрелого яблока. Причем вручную. Это тебе не Костя Поспелов. С Костей нужно поработать ситом. Он будет сам все вываливать, а мое дело — собирать жмых и сцеживать ценные капли.