Замужество Кэролайн - [27]

Когда Доменико вернулся в ее комнату, Кэролайн уже оделась и взяла себя в руки. Он молча протянул ей маленькую коробочку. Кэролайн с удивлением взяла ее и открыла крышку. Внутри на подкладке из темно-красного бархата лежала изысканная брошь в форме розы с только что раскрывшимися лепестками, инкрустированная бриллиантами. Это была такая красивая вещь, что Кэролайн непроизвольно вскрикнула от восхищения:

— Но, Доменико, я не могу надеть ее! Она слишком ценная. Пожалуйста, возьми ее и положи в безопасное место. Ужасно, если я ее потеряю.

Доменико вынул брошь из коробочки и приколол к ее платью.

— Я хочу, чтобы ты надела эту розу. — Он помедлил. — Это брошь моей матери.

Кэролайн осторожно коснулась пальцем бриллиантовых лепестков.

— Твоей матери? И ты хочешь, чтобы я ее надела?

— Да.

Кэролайн не сдержалась: подошла к нему и прижалась губами к его щеке. В ее глазах стояли слезы жалости к маленькому мальчику, который расставался с драгоценностями своей матери, и она хрипло прошептала:

— Спасибо, Доменико, за большую честь, которую ты мне оказал. Я буду счастлива носить брошь твоей матери.

Впервые за все время Доменико не знал, что сказать. Он поднес руку к щеке и тронул то место, к которому только что прикоснулись ее губы.

— Кэролайн…

Она поспешно отошла в сторону, уже жалея о своем импульсивном поступке. Если он догадается, что она любит его, все ее планы рухнут. Доменико нужно сдерживать, а не поощрять.

— Синьора Викари! — Кэролайн с облегчением услышала голос Аделины за дверью. — Синьора Викари! Вам пора спускаться вниз к гостям.

— Спасибо, Аделина, — быстро ответила Кэролайн. — Я уже иду.

Не глядя на Доменико, она направилась к двери, но он преградил ей путь и настойчиво повторил:

— Кэролайн…

— Пожалуйста, Доменико, мне надо идти. Тетя Рина ждет.

— Она может подождать еще несколько минут, дорогая. Я хочу поговорить с тобой.

Ласковое обращение, произнесенное с такой нежностью, заставило Кэролайн запаниковать, и она торопливо крикнула:

— Аделина! Аделина!

— Да, синьора?

— Зайди на минуту. Я хочу, чтобы ты помогла мне застегнуть «молнию».

— Конечно, синьора.

Дверная ручка начала поворачиваться, но Доменико опередил ее.

— Все в порядке, Аделина. Я сам помогу синьоре. Можешь сказать тете, что мы спустимся через несколько минут.

— Да, синьор Доменико. — И Аделина мягко направилась к комнате своей хозяйки.

— А теперь, — Доменико приподнял голову Кэролайн за подбородок и заглянул ей в глаза, — объясни мне, пожалуйста, как произошло такое чудо, что ты сама меня поцеловала?

Он вновь коснулся рукой щеки, словно не веря себе, и на его губах заиграла довольная улыбка. Как могла Кэролайн развеять его подозрения? Отвернувшись и смертельно побледнев, она произнесла:

— Я всегда так благодарю моих поклонников, когда они дарят мне драгоценности. Я их обожаю. Бриллианты — лучшие друзья девушек. Когда возлюбленный уходит, бриллианты остаются как утешение.

Кэролайн не могла поверить, что этот резкий, язвительный голос принадлежит ей. Ее охватила сильная слабость в ожидании негодующего ответа, который должен был последовать за ее словами.

Доменико стал уже мягче относиться к ней, и Кэролайн надеялась, что он изменит свое первое мнение о ней. Но теперь! Что он должен чувствовать? Она не смела взглянуть на него, потому что знала: то, что она увидит, превратит ее сердце в камень.

Когда Доменико наконец заговорил, оправдались ее самые худшие опасения. Он не приблизился к ней и даже не повысил голоса.

— Маленькая мерзавка!

Кэролайн дернулась, как от удара, и против воли взглянула на него. Он стоял, засунув руки в карманы брюк, небрежно привалившись к дверному косяку. Даже загар не скрывал его бледности, но на лице не было отвращения, только равнодушие. И лишь глаза выдавали правду. Они были ледяными, тусклыми и полными боли. Казалось, в них никогда и не было той лукавой искорки и насмешливого блеска, которые так полюбила Кэролайн.

Она инстинктивно шагнула к Доменико. В тот миг Кэролайн была готова признаться ему, что никогда не знала других мужчин, что единственное украшение у нее — эта брошь, которая дорога ей не из-за своей стоимости, а потому, что была подарком от него. Но не успела Кэролайн заговорить, как услышала:

— Наверное, тебе будет приятно узнать, но ты почти заставила меня поверить, что я ошибался на твой счет. — В голосе Доменико не было гнева, но сурово сжатые губы и горечь в глазах, которую он тщетно пытался скрыть, говорили об обратном. — Когда я приехал в Англию искать тебя, то, должен признаться, рассчитывал встретить авантюристку и вести себя с ней соответственно. Однако, увидев тебя, совершил большую глупость, потому что усомнился в своей правоте, и ты против воли стала меня привлекать. В Париже я удостоверился, что ты не из тех, кто только берет все от мужчин и что по каким-то своим причинам ты намеренно пыталась создать у меня обратное впечатление. Я даже устыдился того, как вел себя в ту ночь, — признался он с горьким смехом, — так что на следующее утро даже не мог посмотреть тебе в глаза. Но теперь, — Доменико шагнул к Кэролайн и с силой схватил ее за плечи, так что она чуть не закричала от боли, — здесь, в Риме, я узнал твою истинную суть. Женщина без чести, продажная, дешевая, готовая вцепиться в любого мужчину, который попадет в ее ловушку, привлеченный лживой простотой и наивностью. И достаточно глупая, чтобы решить, что достойна оказаться в этой семье, где с ней, как с почетной гостьей, будет обращаться женщина, на тень которой она недостойна наступать!