— Полиция!
Взглянув на нее, я вижу, что кровь отхлынула от ее лица. Сигарета выпала из пальцев и дымится на полу. Мир обрушивается на нас.
— Они, наверное, идут сюда…
— Не знаю…
Она окидывает комнату рассеянным и в то же время напряженным взглядом, словно ищет убежища. Я говорю:
— Очень скоро мы это узнаем.
Она не слышит и спрашивает меня, спрашивает себя:
— Мы что-нибудь оставили там?
— Нет, ничего.
— Как ты можешь быть настолько уверен?
Она наугад протягивает ко мне руку, хотя уже светло; я беру ее руку и прижимаю к груди.
— Может быть, это не то, что ты думаешь. На днях я потерял бумажник.
Она, конечно, ничего не понимает, и я быстро поясняю:
— На демонстрации, как раз в тот день, когда ты пошла со мной.
— Ты мне ничего не сказал.
— Не сказал… Мой друг Торрес нашел его и взял домой.
— Почему не отдал?
— Не успел, его арестовали, он и сейчас там. У них был обыск… Разумеется, удивились, откуда там мой бумажник, вот они и хотят это выяснить.
— Алехо, они, наверно, побывали и у тебя дома?
— Должно быть, побывали.
— И твой отец…
Но я прерываю ее, этому я не поверю. Хочу быть справедливым.
— В бумажнике твой адрес, фотографии…
— Но в таком случае они не могут наверняка знать, что ты здесь… Я тебя спрячу!..
И тянет меня за руку, снова оглядывается. Но я-то знаю, что, в этой квартире негде спрятаться. Поэтому я ее останавливаю.
— Нет. Они войдут в квартиру.
— Я их не пущу.
— Все равно войдут, и будет еще хуже. Перевернут все, найдут роман и заберут его… Лучше подчиниться им: ведь это всего какая-нибудь неделя или еще меньше.
Она смотрит на меня все еще широко открытыми, полными тревоги глазами. Ее ногти впиваются в мои руки.
— А если это не то, если ты ошибаешься? Я не хочу тебя терять, Алехо!
— Нет, Рена, нет… — Глажу ее по щеке, и вот ее голова лежит на моем плече. — Ты никогда меня не потеряешь.
Сердце мое как будто остановилось, и вдруг оно срывается в галоп. Может быть все что угодно. Возможно, мы допустили какую-нибудь ошибку. Но я всегда был готов к расплате, теперь я это твердо знаю. Только за убийство, конечно…
Я отодвигаюсь от нее, возвращаюсь к столу и, как попало, складываю разложенные на столе листки.
— Куда мы это положим?
Но тут же сам себе отвечаю:
— На самое видное место, как будто мы и не думаем его прятать…
Наклоняюсь к этажерке, на которой стоит радиоприемник, и кладу листки под журнал рядом с папашей Ноэлем.
Когда выпрямляюсь, звонок уже звенит, долго и властно.
— Они пришли…
— Да.
Мы смотрим друг на друга, не трогаясь с места, но дышим учащенно, и сердца наши бьются о стены столовой. Потом она оказывается в моих объятиях, губы наши встречаются, и мы не знаем, не в последний ли раз.
Снова звенит звонок, чуждо и враждебно, и тогда я говорю:
— Идем…
Мы идем вместе, обнявшись, навстречу нашей судьбе.
