Замурованное поколение - [53]

Объяснить это я не мог, но я знал, что объяснение существует, и надеялся найти его. Единственное, чего я не мог принять, это возможности случайного совпадения, того, что Рената и Алехо друг друга не знали. Это маловероятно или вовсе невероятно, и к такому выводу можно прийти, лишь исчерпав все остальные возможности. Но за какой конец потянуть? С чего начать? Как это ни было неприятно, я волей-неволей вынужден был думать об активном участии моего сына в афере, куда он вовлек и эту несчастную.

Уже сидя за рулем, я сказал себе, что могу удостовериться по крайней мере в одном. Я тронул машину и поехал в «Попилс», намереваясь задать там несколько осторожных вопросов. По сути дела, достаточно было получить ответ на один.

Мне повезло: вопреки моим ожиданиям в баре почти никого не было. За стойкой сидела девушка в черном платье, та же самая, что накануне, или, может, другая, я не особенно всматривался в ее лицо, а теперь, при дневном освещении, все вообще выглядело иначе. В конце стойки сидела какая-то парочка на странных стульях, подвешенных цепями к потолку. Они, склонились друг к другу и были заняты только своим тихим разговором. Их присутствие мне не мешало.

Я подошел к стойке, но садиться не стал, эти сиденья, или как их еще назвать, казались ненадежными, и девушка приветливо улыбнулась заученной улыбкой, как улыбаются те, кто по должности обязан встречать улыбкой каждого посетителя.

— Коньяк, — попросил я.

Она спросила, какой марки, но мне в тот момент было все равно, и я предоставил выбор ей, что, кажется, ей понравилось, потому что она смогла подать один из самых дорогих, как выяснилось при расчете. Я поставил пустую рюмку на стойку и, когда она ее забирала, спросил:

— Алехо не приходил?

Вопрос нисколько не удивил ее, потому что она тотчас ответила:

— Нет, он по утрам не приходит.

— А вы знаете, о ком я спрашиваю? Алехо Фаррас.

— Так его фамилия Фаррас? Я и не знала. Молодой парень, лет двадцати, студент…

— Да-да, он самый, — подтвердил я. А так как девушка казалась любезной и расположенной к разговору, не таившему для нее никаких подвохов, я добавил: — А Рената? Ее тоже нет?

— Она приходит в семь. — Естественное любопытство заставило ее спросить меня: — А вы их друг? Я вас никогда здесь не видела…

— Это верно, не видели, — улыбнулся я. — По крайней мере в этот час. — И, набравшись смелости, спросил: — А что, они все так же дружны? Я давно их не видел…

— Как два голубка, — ответила она смеясь. — Смотреть и то сладко.

Но было ясно, что последнее она добавила для красного словца.

Прекрасно. Я получил то, что хотел, без всяких усилий, за одну порцию коньяка; однако это открытие не принесло мне никакого удовлетворения, скорей, наоборот. Теперь, когда я покидал бар, пробыв в нем не более десяти минут, я понял, что шел туда не с намерением подтвердить свои подозрения, а с надеждой, что они окажутся беспочвенными. Достаточно было девушке сказать, что она не знает никакого Алехо, или, если знает, отрицать его знакомство с Ренатой, чтобы я еще раз пересмотрел это дело и обрел доверие к Ренате. Но теперь это было невозможно. Рената и Алехо состоят в любовной связи и каким-то образом завладели кусочком моего прошлого — неизвестно с какой целью… Как неизвестно? Просто-напросто хотели вытянуть из меня деньги, шантажировать, живьем ощипать…

Я задыхался от негодования. Мало того, что Алехо убийца — а это, наверное, так и есть, — мало того, что он в таком возрасте имел нахальство завести любовницу, которую, может быть, еще и эксплуатировал — я и этому не удивился бы, — так он в своем бесстыдстве, в своей наглости доходит до того, что отрекается от отца, пытается угрожать ему, вымогать у него деньги… Как могло получиться такое чудовище? И почему он меня так ненавидит? Ведь надо было именно ненавидеть меня, чтобы затеять весь этот обман, чтобы укусить руку, которая его кормит, которая его ласкала… Если бы в тот момент он оказался передо мной, я надавал бы ему пощечин, избил бы без всякой жалости, чтобы он выплюнул весь тот яд, который ему кто-то впрыснул. Но еще будет время с ним посчитаться; я его заставлю признаться во всем. Сегодня же, за обедом.

Разумеется, ничего не произошло. Приступ возмущения понемногу стал утихать, и через несколько минут, ведя машину по улицам с оживленным движением, я признал, что насилие ни к чему не приведет, даже, пожалуй, все испортит, как всегда бывает, а кроме того, у меня еще не было неопровержимых доказательств. А вдруг я был введен в заблуждение внешними приметами, которые могли оказаться и ложными, несмотря на их кажущуюся достоверность? Пусть Алехо и Рената знакомы, пусть они любовники, это еще ничего не доказывает. «Ничто не свидетельствует против моего сына», — сказал я себе. Нельзя исключать и того, что он, узнав об этом эпизоде из времен моей молодости (надо еще выяснить, как), рассказал об этом девушке по простоте душевной, которая заставляет нас верить всем, кого мы любим, хоть любовь эта зачастую лишь отражение наших собственных добрых чувств, коварный мираж, жертвой которого мы становимся по неопытности, — в общем, он ей рассказал, а она уже на свой страх и риск решила использовать эти сведения в своих целях. Эту возможность не следовало сбрасывать со счетов и в том случае, если она действовала при его попустительстве, сделав его своим сообщником при помощи любовного шантажа, не менее опасного, чем тот, который она задумала, чтобы растрясти мой кошелек. Конечно, это авантюристка, которая зачаровала его своей близостью, своим обаянием. Я вполне мог его понять, поговорив с ней: это девушка ловкая, с большим тактом, и завоевать такого юнца, как Алехо, для нее — детская игра.