Замурованное поколение - [42]

Я подождал, пока они перейдут перекресток, и тронул машину. Они шли по тротуару к площади, но остановились, не дойдя до нее. И снова я поставил машину к борту тротуара, на этот раз позади грузовика, но их мне было видно хорошо. Она как будто что-то объясняла, потому что Алехо ограничивался кивками, не вынимая сигареты изо рта. Затем взял ее под руку, причем она не сопротивлялась, и оба пошли к шоссе на Сарриа.

Грузовик немного мне помешал, но я был уверен, что они меня не заметили. Я ошибся. Завидев машину, Алехо замедлил шаг, наклонил голову, потом сделал мне знак рукой, чтобы я его подождал. Казалось, он нисколько не раздосадован; напротив, он улыбался. Она скользнула по мне рассеянным взглядом, поскольку молодой человек был совсем близко от нее. Оба остановились, немного не дойдя до шоссе, и там девушка снова обернулась, на этот раз, как мне показалось, с большим интересом. После этого они разошлись, и Алехо направился к машине. Открыл дверцу и, усаживаясь рядом со мной, сказал:

— Привет!

Я не стал задаваться вопросом, почему он задержался здесь, и не счел нужным объяснить свое присутствие. Но спросил его:

— Кто это?

— Из университета, — ответил он не моргнув глазом.

Я проглотил слова, рвавшиеся с языка, не мог же я сказать, что шпионил за ним и что видел, как он подходил к девушке. Заметил только:

— А не перезрела она для учебы?

Он пожал плечами.

— Почему же? Мне кажется, эта девушка вполне развилась, но не более. А что?

— Она здешняя?

— Наверное. Не знаю. Ты не подумай что-нибудь. Мы мало знакомы. Она на последнем курсе.

— Как и ты, на философском?

— Да.

Лгал он непринужденно, и от этого у меня пошли мурашки по спине. Я поверил бы ему, если бы минуту назад не видел эту сомнительную девицу, никак не похожую на студентку. Как бы ни было мне это неприятно, я вынужден был признать, что Алехо хитер не по годам.

— Ты откуда? — спросил я.

— Занимался вместе с Кортетом.

Я не знал, кто такой Кортет, да мне было и все равно. И я даже не спросил, где же его книги, потому что он тут же ответил бы, что оставил их у товарища: Алехо из тех, у кого на все готов ответ, и, если понадобится, он может белое назвать черным. От меня он отдалился; мой сын был уже не ребенок, но мужчина, который знает, чего хочет, и ничего другого не признает. И это еще не все. Сейчас я мучительно осознал, что сын мой опасный человек и что я утратил какую бы то ни было власть над ним. Я плакал — в душе.

3

Мы возобновили занятия. Вернее, они их возобновили. Я не пошел дальше патио, где мы собрались, чтобы освистать Санчеса Коси, которого подозревали в доносе. Надо полагать, сегодня он будет читать лекцию в пустой аудитории. Все недовольны: на многих наложили крупные штрафы. А я даже и не знал об этом. Мне рассказал Кортет:

— Ну да, конечно. Ты как с луны свалился!..

Потом пришел Ровирес.

— С меня — десять тысяч.

— А если не заплатишь?

— Тогда обратно за решетку.

Многие не смогут заплатить. Некоторые поговаривают о том, чтобы уйти, только это одни разговоры. Кортет предлагает собрать деньги по подписке со всех.

— В конце концов, их схватили случайно. На их месте мог оказаться любой из нас.

— Но многие не захотят платить. Или не смогут.

Багес пояснил:

— Наверное, брали не так уж случайно. За Торресом пришли к нему домой.

— Так он у них давно на заметке. Поэтому его еще и не выпустили.

— Отца его, говорят, тоже забрали.

— Никто точно не знает.

Однако, оказывается, все-таки кто-то знает: Баррильс заходил к ним — дома одна лишь мать Торреса.

— Так сколько человек забрали?

— Его и еще одного: Перу, с фармацевтического. Нашли листовки.

— И у Торреса тоже?

— Ты же знаешь, у него нашли множительный аппарат.

Багес уточняет:

— Стеклограф.

Я этого не знал. Жаль, теперь мне не получить мой бумажник. Надо было самому зайти к нему.

— Ну а отца-то его за что?

— За то же самое. Видно, хотят с ним поговорить по душам.

— Его забирают всякий раз, как что-нибудь произойдет.

Какой-то идиот шутит:

— Так уж заведено. Без него им праздник не в праздник.

У них нашли стеклограф, значит, делали обыск. Как по-дурацки можно попасться! Они наверняка захотят узнать, как в дом Торреса попали мои документы. А может, и нет. Кто их знает.

— Но все равно им придется отпустить ребят.

Все думают, что на тех наложат штраф побольше; только Багес говорит:

— Возможно, будут судить.

— На этот раз не в их интересах поднимать шум. Как вы думаете, почему выпустили остальных? Деньги им, что ли, понадобились?

— Кто знает. Дерут, как могут.

Кортет настаивает на подписке и даже заявляет:

— Нам надо бы создать резервный фонд на такие случаи.

Но тут нас отвлекает приход Альберта Серры, мы ждем от него новостей.

— Вы знаете, что с Рамоной Улья?

— Что?

Почти все знают, что она в больнице. Но слухи ходят противоречивые. Кортет считает, что это последствие избиения, которому она подверглась недавно. Но Багес возражает ему:

— Нет, ее сбила машина. Ты не видел ее на следующий день?

— Всех не увидишь…

— Так она была с нами. А потом ее сбила машина.

— Наверняка потеряет ребенка…

— Не знаю.

— Никто к ней не ходил?

— Ходили Бертран и Сока.

Это близкие друзья ее мужа, которого освободили под залог. Баррильс говорит: