Замурованное поколение - [39]

— Они почти не бывают дома, — добавила она.

Меня не удивило множественное число, хотя на почтовом ящике значилась только фамилия девушки, почему-то мне казалось, что речь идет о пансионе или квартире родственников. Мне в голову не приходило, что девушка живет одна.

— И хозяйки нет? — спросил я.

— Они тут живут только вдвоем, — пояснила старуха. — Молодая пара. Его я никогда не видела.

Тон старухи в большей мере, чем ее слова, содержал в себе скрытое осуждение, и меня это неприятно изумило. Старуха как будто знала или подозревала что-то нехорошее, о чем не решалась сообщить незнакомому человеку. У меня было возникло искушение порасспросить ее, но она уже закрывала дверь, разговор был окончен, и я отказался от своего намерения.

Медленно спустился по лестнице. Почему бы ей и не быть замужем: ей двадцать три года или около того, в таком возрасте многие уже замужем и имеют детей! Но в словах старухи сквозило нелестное мнение, и это наводило на мысль, что обитатели квартиры сожительствуют незаконно. Мне хотелось бы разузнать об этом, потому что мое отношение к девушке будет совсем другим, если я узнаю, что это особа предосудительного поведения. Я был готов возместить зло, невольно причиненное мною ее матери. Но только в том случае, если дочь того заслуживает.

Приближаясь к выходу, я подумал, что скоро разрешу свои сомнения: в привратницкой горел свет, и там мне сообщат необходимые сведения, которыми я смогу руководствоваться, определяя свое отношение к девушке. Когда я постучал в окошко костяшками пальцев, не заметив кнопки звонка, я уже почти решил, что, если Рената ведет себя не так, как подобает, я постараюсь забыть о ней и воздержусь от вторичного посещения.

В дверях показалась совсем молодая женщина с ребенком на руках. Я сразу определил, что это особа упрямая и недоверчивая: об этом свидетельствовали узкий лоб и маленькие глазки, глубоко сидящие под густыми лохматыми бровями, которым не помогало никакое выщипывание.

— Я хотел повидать сеньору Жаума, — сказал я, поздоровавшись, — но никто не отвечает.

— Ее нет дома, — ответила женщина.

— Когда я мог бы ее застать?

— Не знаю, она приходит в разное время.

— Наверное, спать и обедать…

— Иногда. Она поздно кончает работу.

— А ее муж?

Ее природная недоверчивость как будто обострилась. Переложила ребенка с руки на руку и спросила:

— Какой муж?

— Она не замужем?

— Нет, я всегда видела ее одну.

— Тогда… А больше никто не живет в ее квартире?

Ребенок молча выкручивался у нее на руках, и ей пришлось спустить его на пол, где он стал на четвереньки — как видно, только учился ходить.

— А для чего вы хотите узнать все это?

Я, разумеется, смешался. На лице женщины я читал уже не настороженность, а откровенное недоверие, даже, я сказал бы, враждебность, если бы это не представлялось мне немыслимым.

— Да нет… Не то чтобы я хотел узнать…

— Но вы же спрашиваете…

— Мне только хотелось повидать ее, — пояснил я, поняв, что эта ведьма не рассеет ни одно из сомнений, обуревавших меня, пока я спускался по лестнице. — Я спрашивал, только чтобы узнать, в котором часу можно застать в квартире хоть кого-нибудь.

— Я вам уже сказала… — Немного подумав, она добавила: — Может быть, в середине дня. Но точно сказать не могу. Если она будет спать, тоже не откроет.

— Пожалуй, я смогу ее увидеть в другом месте, — пришло мне в голову. — Раз уж здесь так трудно ее застать… Где она работает?

— Не знаю, я о таких вещах жильцов не спрашиваю.

— Она могла случайно вам об этом сказать, — заметил я примирительно, но тут же подумал, почему бы не использовать эту женщину, которая ничем ей не обязана, и не попытаться вытянуть из нее все, что можно, и продолжал: — А давно она живет здесь? Дом, кажется, новый…

— Мы все здесь недавно. Поэтому я ничего и не знаю. — И еще менее любезно добавила: — Я занимаюсь своим делом, жильцы — своим.

— Она сама сняла квартиру? Я хочу сказать, на свое имя?

— Я не знаю, деньги получает управляющий, у него все квитанции. Почему бы вам не узнать об этом у нее самой?

— Так бы я и поступил, но, судя по вашим словам, у меня нет никакой возможности повидаться с ней…

— Попробуйте в середине дня. — Она немного смягчилась. — Может, и застанете.

— Завтра воскресенье…

— Неважно. Как мне ей сказать, кто ее спрашивал?

— Никак не нужно, я зайду еще раз.

Я понял, что напрасно теряю время, и ушел. Поведение этой женщины, однако, лишь укрепило во мне подозрения, зароненные словами соседки; я счел, что, если бы девушка жила честно и праведно, привратница отвечала бы на мои вопросы по-другому. Может быть, конечно, эта женщина от природы была недоверчива или я застал ее в дурном настроении, но естественнее все-таки было предположить, что она всячески пыталась выгородить жиличку не очень примерного поведения, которая, должно быть, ей щедро платила. Она защищала ее от не в меру любопытного незнакомца, не понимая, что тем самым, с одной стороны, лишь увеличивала мое любопытство, а с другой — создавала у меня неблагоприятное мнение о девушке. Ибо я все время думал, что именно так и вела бы себя привратница, если бы девушка оказалась какой-нибудь содержанкой или, еще того хуже, публичной женщиной, которая не хочет, чтобы ее беспокоили дома.