Замри - [60]

Проходит несколько часов. Тейлор и Джейсон лежат на шезлонгах и ведут серьезную беседу о суперспособностях. «Ты уже бегаешь быстрее ветра, – слышу я голос Тейлора. – Ты отсюда до города должен долетать за миллисекунду».

– Зептосекунды еще короче, – сообщает мне Дилан. Мы лежим на газоне в другом конце двора.

– Что ты чувствуешь, когда целуешься с Мэдди? – спрашиваю я.

У нее взлетают брови.

– Неожиданный вопрос.

– Почему? Мы уже обсудили все на свете. Почему бы не обсудить это?

Она пожимает плечами.

– Большинство друзей обсуждают такие вещи, – продолжаю я. – Давай хотя бы попробуем.

Она переворачивается на спину и смотрит в небо. Солнце садится. Оранжевые и розовые лучи очерчивают холмы.

– Давай начнем с Мэдди. Опиши двумя прилагательными, как она целуется.

Дилан закрывает лицо ладонями и широко улыбается. Я подползаю ближе.

– Уверенно, – говорит она. – Изящно. – Она поглядывает на меня сквозь пальцы.

– Ты покраснела! – взвизгиваю я. – Ты еще никогда в жизни не краснела.

– Неправда. – Она смеется.

– Почему она покраснела? – вопит Тейлор с другого конца двора.

– А Тейлор? – шепотом спрашивает она.

– Восхитительно, – шепчу я. – Сладко.

Проходит еще несколько часов. Народ расходится. В доме становится тихо. Тейлор, Джейсон, Генри, Дилан и я сидим снаружи и едим пиццу, которую заказал Генри. Все болтают и смеются – только Генри ест молча, вглядываясь в темноту. Пицца заканчивается. С вечерним воздухом приходит прохлада. Я захожу в дом. Генри сидит в холле на краю фонтана, под семейным портретом. Он ушел так тихо, что я даже не заметила, когда это случилось. Я достаю со дна рюкзака мятую желтую толстовку. Но не возвращаюсь к остальным, а присаживаюсь на край фонтана рядом с ним.

Мы молчим. Он разглядывает свои руки, я тереблю шнурки на толстовке. Наконец он окунает руку в фонтан и плещет водой на семейный портрет.

– Жизнь – дерьмо, – говорит он.

Я киваю.

– Наверное.

Он краснеет – то ли от злости, то ли от смущения. Я смотрю на портрет, но, почувствовав, что он смотрит на меня, перевожу взгляд на его лицо.

– Но не всегда, – добавляю я. – По крайней мере, мне так кажется.

3

Дом на дереве закончен. Хотя «закончен» не вполне верное слово. Правильнее будет сказать: готов.

Крепкая широкая лестница высотой в десять футов. Шесть стен, дверной проем и большие окна в каждой стене, сквозь которые внутрь проникает свет и воздух. По центру широкого пола растет ствол с прочной шершавой корой. Потолок высотой в семь футов – чтобы его построить, пришлось воспользоваться стремянкой, а папа помог мне с труднодоступными местами: поддерживал балки, пока я заколачивала гвозди, и таскал тяжести.

Мама почистила для меня персидский ковер, и он стал еще ярче, чем когда я его нашла. На маленькой ветке за окном я повесила кормушку из гаража. Я купила на барахолке удобное кресло и поставила его в углу. Из ящиков из-под вина сделала маленькие столики, на один поставила вазу с цветами, автопортрет Ингрид в рамке и пару свечей в старых хипповатых подсвечниках из папиных запасов. В торговом центре я купила шестнадцать простых черных рамок для своих «Призраков». Потом я развесила их – по три на пяти стенах, а последнюю – над дверью. Когда я пригласила родителей внутрь, чтобы показать фотографии, папа прослезился, а мама разглядывала их с такой гордостью, словно я написала по меньшей мере «Мону Лизу».

Завтра сносят кинотеатр, а еще завтра будет новоселье, как его называют родители. Из города приедет Мэдди, а Дилан принесет что-нибудь из кулинарных шедевров своей мамы, Тейлор и Джейсон тоже приглашены, и, конечно, мои родители, которые весь день обсуждали, как будут готовить десерт из собственноручно выращенного ревеня. Я оставила сообщение мисс Дилейни и спросила, не хочет ли она прийти. Она отправила ответное сообщение, в котором сказала, что с радостью придет.

Я уже выбрала музыку и разложила тарелки и приборы – остается только ждать. Я негромко включаю проигрыватель, растягиваюсь на ковре и какое-то время балансирую на грани сна и бодрствования. Каждый раз, когда я выныриваю из дремы, я смотрю в окно, чтобы проверить, насколько сместились облака.

4

Я просыпаюсь в два часа ночи, всего за пять часов до начала сноса, и понимаю, что должна увидеть кинотеатр еще раз. Я оставляю на кровати записку для родителей, надеваю джинсы, толстовку и зеленые конверсы, беру рюкзак и на цыпочках выхожу из дома.

Когда я добираюсь до места, на улице хоть глаз выколи, и я мысленно благодарю папу за то, что он заставляет меня возить в багажнике фонарь. Я оставляю машину у библиотеки, пробираюсь к разбитому окну кинотеатра, подсвечивая путь фонариком, забрасываю внутрь рюкзак и забираюсь сама.

Я достаю дневник Ингрид и аккуратно вырываю первую страницу. Кладу рисунок «Я воскресным утром» в папку, в рюкзак. Потом поднимаюсь в проекционную кабину за коробкой с буквами для вывески. Я хочу оставить ей послание.

Если бы я не лазила весь минувший год по дереву, то была бы сейчас в ужасе. Я карабкаюсь по шаткой стремянке, которая наверняка стояла в комнате отдыха много лет; с одной стороны у меня зажат под мышкой фонарик, с другой – пакет с буквами. К счастью, под вывеской есть уступ, на который можно положить вещи. Стоит тихая теплая ночь. Я не знаю, как уместить на таком маленьком пространстве все, что я хочу ей сказать. Я снимаю старые слова – «ДО НО ЫХ ВСТР Ч! СПА ИБО» – и думаю, что бы такого написать.