Замри - [43]

Я снимаю штаны и надеваю выбранную Дилан зеленую юбку. Она сидит на мне не так, как раньше, а чуть мешковато. Видимо, я слишком часто в последнее время заменяла ужин мороженым. Я снимаю футболку, натягиваю темно-коричневый свитер, который взяла в мамином шкафу. Он сделан из мягкой тонкой ткани. Сквозь него слегка просвечивает лифчик. Напоследок я подпоясываю юбку широким коричневым ремнем, который мне дала Дилан. Он украшен маленькими бронзовыми заклепками и придает образу завершенный вид, а еще добавляет ту нотку бунтарства, которой мне так не хватало.

– Отлично выглядишь, – говорит Дилан, когда я выхожу из ванной. Я чувствую, как ее глаза оценивающе скользят по мне, и подумываю заменить свитер. – Просто супер.

– Спасибо, – бормочу я, отводя взгляд. – Но ты мне льстишь. Смотри, как топорщится юбка.

– И пусть. Меньше лоска! Я всего лишь хочу сказать, что Тейлору понравится.

Тейлор приезжает на пять минут раньше. Мы садимся в его желтый «датсун» и выруливаем с подъездной дорожки. Прежде чем выехать на шоссе, нам приходится остановиться, чтобы Дилан купила кофе, а потом, когда мы наконец проезжаем мост и находим место для парковки в Мишн, мы заходим в кафе «Долорес-парк» и берем еще. На этот раз мы с Тейлором присоединяемся к ней, и он настаивает, что заплатит за всех.

– Какой джентльмен, – ухмыляется Дилан.

Он поворачивается ко мне.

– Кейтлин, ты слышала? Она назвала меня джентльменом.

Бариста называет имя Тейлора. Я беру свой кофе и подхожу к бару, чтобы досыпать сахара в надежде, что сладость сделает его не таким горьким, как макиато, который я пила с Дилан и Мэдди.

– Кейтлин? – слышу я мужской голос, но это не Тейлор. Я оборачиваюсь.

Дэйви и Аманда стоят совсем рядом со стаканами кофе. Дэйви отпустил бороду как у Линкольна, без усов. Аманда коротко подстриглась. Меня слегка мутит. У меня шумит в голове.

– Боже мой, – ахает Аманда. – Кейтлин!

Она делает крошечный шажок ко мне, но останавливается. Раньше они обнимали меня при встрече, и теперь пространство между нами кажется бесконечно огромным.

– Привет, – выдавливаю я.

Похоже, они потрясены не меньше меня. Аманда выглядит так, словно вот-вот расплачется. Дэйви стоит неподвижно, как будто в шоке.

– С ума сойти, – наконец говорит он. – Ты выглядишь… – Он осекается.

– Ты такая взрослая, – говорит Аманда.

Дэйви наконец оживает, протягивает руку и быстро, легко касается моего плеча.

– Прости, – говорит он. – Тяжелое было время, да? Но, черт, как же я рад тебя видеть. Это твои друзья? – Он кивает на окно, где Дилан и Тейлор болтают, прислонившись к фонарному столбу.

Я не знаю, что сказать. Как мне сказать «да», чтобы они не подумали, что я совсем забыла про Ингрид? Но по-другому я ответить не могу.

– Угу.

Кажется, они не сердятся.

– Какими судьбами в городе? – спрашивает Аманда.

– Мы идем в театр.

– Заходи как-нибудь в гости.

– Хорошо, – говорю я неуверенно.

– Мы будем ждать, – дружелюбно говорит Дэйви.

– Ага, – говорю я. – Как-нибудь зайду.

Я не знаю, как завершить этот разговор, и они, кажется, тоже. Я делаю шажок назад, к двери.

– Я до сих пор слушаю кассету, которую ты мне записал. Каждый день.

– Серьезно? – спрашивает Дэйви.

– Ага.

Я смотрю на Аманду.

– И диск с «Кьюр» слушаю почти каждый вечер.

Она улыбается.

– Ну, – говорю я, – меня ждут друзья, так что я, наверное…

Они синхронно кивают.

– Хорошего вечера, – говорит Дэйви, и я выхожу на улицу.

4

По словам Дилан, театральный коллектив школы «Долорес» хорошо известен в городе. Несколько лет назад он получил грант от состоятельной бывшей актрисы, проживающей в роскошном особняке в Пасифик-Хайтс, и потратил деньги на строительство театра на месте старого фитнес-центра. Едва я вхожу внутрь, как становится понятно, что это не обычная школьная постановка в моем понимании этого слова. Меня окружает множество красиво одетых людей. Женщина у входа раздает программки. Я открываю свою и нахожу фотографию Мэдди – она выглядит серьезно и элегантно и внимательно смотрит в камеру.

Я показываю ее Тейлору.

Дилан улыбается.

– Она очень милая, – говорит ей Тейлор.

Дилан сияет как начищенный пятак.

– Я знаю, – мурлычет она.

Мы находим три свободных места в третьем ряду. Я сажусь между Дилан и Тейлором. Когда зал почти заполняется, я вижу, как внутрь входят друзья Дилан, с которыми мы встречались в парке.

– Смотри, – говорю я ей. Она видит их и машет рукой, но не встает. Она остается со мной и Тейлором, и я радуюсь этому и с трудом могу смириться с тем, как это естественно – сидеть между ними и ждать, когда погаснет свет и поднимется занавес.

Я продолжаю изучать программку и понимаю, что знаю актера, который играет Ромео.

– Слушай, – говорю я Дилан, указывая на фотографию, – это же твой друг, да? Тот, что был влюблен в официантку.

– Ага, – говорит Дилан. – Он тоже хороший актер.

Звонит колокол, зрители замолкают, и в зале гаснет свет. Занавес с шорохом поднимается, и свет софитов выхватывает трех людей на сцене.

Они начинают хором: «Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья…»[3]

Я поудобнее устраиваюсь в кресле.

Люди Монтекки и Капулетти сражаются настоящим оружием. Под звон мечей на сцену выходит приятель Дилан.