Замри - [44]

«Разве утро? – спрашивает он Бенволио. – Как долог час тоски!» Он Ромео, и сердце его разбито. Каждое его слово исполнено горькой муки. Когда он говорит: «Так посоветуй, как мне бросить думать», – я наконец начинаю понимать, почему все так любят Шекспира.

Мэдди все нет. Я вижу, что Дилан начинает терять терпение, но мне нравится слушать, как Ромео изливает душу, пусть даже его тоска вызвана всего лишь безответной симпатией. Но вот сцена меняется, кормилица с леди Капулетти ищут Джульетту, и на сцену уверенно выходит Мэдди в длинном белом платье с золотым поясом. «Ну что еще?» – спрашивает она.

Дилан подается вперед, сжимает меня за руку и кивает на Тейлора – вероятно, мне следует немедленно сообщить ему, что перед нами Мэдди, та самая единственная и неповторимая, прекрасная и талантливая Мэдди. Я наклоняюсь к уху Тейлора, а он ко мне. «Это Мэдди», – шепчу я.

Он придвигается ближе, и, когда он говорит: «Да, я же видел ее фотку», – его губы задевают мочку моего уха, и мое тело наполняется светом.

Ромео и Джульетта встречаются и влюбляются. Девушка, о которой страдал Ромео, стремительно исчезает из его памяти. Актеры играют замечательно. Они прекрасно знают текст и словно проживают происходящее. Джульетта выпивает яд. Мы знаем, что она жива, но ее кормилица – нет. «Джульетта померла! Она скончалась!» – стенает она. И мать Джульетты тоже не знает. Она вторит кормилице громким, пронзительным голосом: «Джульетты нет, Джульетта умерла!»

– Все хорошо? – шепчет Дилан. Я опускаю глаза и вижу, что у меня трясутся руки.

Я кладу их на колени. Киваю. Да. Все хорошо.

Когда начинается сцена самоубийства, я напоминаю себе, что передо мной актеры. Когда Ромео смотрит вниз, на тело Джульетты, я смотрю наверх, на софиты. Когда он восклицает: «Здесь поселюсь я, в обществе червей, твоих служанок новых. Здесь останусь, здесь отдохну навек», я думаю: «Это парень, который был влюблен в официантку в круглосуточном кафе на Черч-стрит».

– Любуйтесь ею пред концом, глаза! В последний раз ее обвейте, руки! И губы, вы, преддверия души, запечатлейте долгим поцелуем со смертью мой бессрочный договор!

Я стараюсь не думать об Ингрид. Стараюсь не думать о крови, стекающей с ее рук в воду, о ее безжизненном теле, вытянутом в ванне. Ромео выпивает яд, и я представляю, как он сидит в кафе, не в костюме, а в футболке и джинсах.

Когда Джульетта приходит в себя и видит мертвого Ромео, голос Мэдди настолько переполнен чувств, что мне остается только перестать ее слушать. И хотя я знаю, что сейчас будет, я не хочу этого видеть. Не хочу видеть, как юная девушка вонзает в себя нож, даже бутафорский. Я смотрю на Дилан в надежде, что она скажет что-нибудь. Ее взгляд прикован к сцене, к Мэдди. Она зачарована происходящим.

Тейлор сжимает мою ладонь. Я начинаю заполнять голову бессмысленными фразами; пытаюсь вспомнить биологические факты, но не слышу их. Кажется, там было что-то про доминантные гены? Голубые и карие глаза? И пока я пытаюсь вспомнить, Тейлор наклоняется ко мне и шепчет: «Отвернись. Смотри на зал». И я смотрю на зал. Матери промакивают глаза платками; отцы энергично моргают. Девушки нашего возраста вытирают щеки рукавами, а парни неуютно ерзают в креслах.

А потом Тейлор шепчет: «Мне кажется, это признак хорошей игры», шепчет: «Ты когда-нибудь бывала на Шекспировском фестивале в Оринде? Он проходит на открытом воздухе – там всегда такая холодрыга, что можно жопу отморозить», шепчет: «Я как-то видел адаптацию “Генриха V” в виде вестерна. Генрих был в ковбойской шляпе», шепчет: «Кейтлин. Уже можно смотреть», шепчет: «Все закончилось».

После пьесы большинство зрителей расходятся, а мы остаемся в театре.

– Кейтлин! – Ко мне идет Мэдди. Мы обнимаемся. – Я так рада, что ты пришла! Спасибо тебе.

– Ты была невероятна, – говорю я. – До сегодняшнего вечера я не особо любила Шекспира, но теперь…

Тейлор пожимает ей руку.

– Ты бы видела, как все рыдали. Ты очень здорово играла.

Мы выходим на улицу, и Мэдди с Дилан здороваются с другими людьми, а мы с Тейлором стоим в сторонке и ждем их. Постепенно толпа рассасывается, остальные их друзья расходятся, и Дилан с Мэдди начинают целоваться. Несколько проходящих мимо мужчин останавливаются и смотрят на них. Тейлор смотрит на них. Я смотрю на них.

Тейлор переводит взгляд на меня и выгибает бровь.

– Э-э… – мямлю я. – Они редко видятся.

– Нет, все нормально, – говорит он. – Кажется, они и правда любят друг друга. Мне нравятся твои подруги.

– Мне тоже нравятся твои друзья, – говорю я и, подумав, решаю уточнить: – По крайней мере, Джейсон.

Тейлор смеется.

– Да, Джейсон мне как брат. Он мой лучший друг.

На улице холодает. Я натягиваю рукава маминого свитера пониже. Оглядываюсь на Дилан и Мэдди. Они продолжают целоваться.

Мы с Тейлором смотрим друг на друга. Неловкая пауза затягивается. Я слышу, как Мэдди и Дилан шепчутся между собой. А потом мы с Тейлором одновременно шагаем навстречу друг другу, обнимается и начинаем целоваться.

5

Тейлор приносит карту. Я приношу наши заметки и колонки для айпода. Мистер Джеймс спрашивает, кто хочет выступить первым, и мы с Тейлором одновременно вскидываем руки. Мы ненавидим публичные выступления и хотим освободиться поскорее.