Заметки о войне на уничтожение - [83]

Запись в дневнике, 16 апреля 1940 г.

BArch. N 265/9

[…] Решающее значение во всем северном предприятии имеет тот факт, что добыча и вывоз руды, пусть теперь и не вдоль норвежского побережья, остается в наших руках. В остальном развитие событий указывает на то, что эти скандинавские государства в случае победы великого германского рейха должны стать его сателлитами. Они понадобятся в войне против Англии. Решение фюрера овладеть ими — в любом случае наполеоновское: смелое и великое. […]

После начала кампании на Западе (10 мая 1940 г.), возглавляемый Хейнрици XII армейский корпус прорвал под Спишераном оборону французов, подошел к линии Мажино и оставался там до 16 июня, когда ему удалось пробить линию французских укреплений к востоку от Пюттлингена (Саар). Получивший 1 июня 1940 г. чин генерала пехоты, Хейнрици был 18 июня 1940 г. назначен командующим XXXXIII армейским корпусом на Луаре. В день заключения перемирия с Францией (22 июня 1940 г.) он находился в Бурже.

Отчет семье, [Шато Турли под Бурже] 24 июня 1940 г.

BArch. N 265/10. Bl. 4f. Ms.

[…] То, что наша победа достигнет столь невероятных масштабов, никто не смел и надеяться. То, что Франция битвой во Фландрии оголит всех помогающих ей союзников, наконец останется одна и в этой изоляции будет разбита наголову, я не отваживался и помыслить. И следует с почтением взирать на руководство нашего государства, которому удалось подвести всех наших врагов по одиночке под удар нашего штыка, сначала Австрию, затем Чехию, потом Польшу и так далее, так что нам всё время удавалось сосредоточить крупные силы в одной–единственной точке.

С Францией покончено. Она разгромлена так, что в обозримом будущем не сумеет подняться. Армия, экономика, все государственные структуры — сплошные развалины, так же как и города, которые наши летчики забросали бомбами. Какой беспорядок здесь царит, я сам вижу на примере города Бурж с населением в 50 000 человек. Большая часть из них покинула город, но их место заняли 20 000 беженцев, и нам с огромным трудом удается наладить питание для этих людей. Ведь подвоза продуктов из Нанта, Орлеана и Бордо, которые раньше снабжали Бурж, теперь нет. Особенно тяжело противостоять самовольным закупкам и реквизициям со стороны наших солдат, а особенно офицеров, которые как стервятники набросились на городские запасы и скупают всё мыслимое и немыслимое: не важно, меха ли это, золотые кольца или дамские чулки. Лишь с крайней беспощадностью и без оглядки на лица удается поддерживать порядок. Если этого не делать, то все препоны благочестивой робости исчезают и изнутри — что стыдно видеть — лезет корысть. Но свирепыми репрессиями мне удалось устранить самые неприглядные явления.

Условия, на которых Франции позволят заключить мир, как мне кажется, будут гораздо более суровыми, чем мы ждем. Похоже, фюрер хочет аннулировать вестфальский мир, а однажды кто–то даже сказал, что мирный договор должны будут подписать в Мюнстере[334]. Но сначала он, конечно, передаст в Версальском дворце условия этого мира. В сущности, мы сейчас находимся в крайне необычной ситуации. Заключено перемирие, но война продолжается. Тому есть две основные причины: помогать несчастным итальянцам, которым в этой войне пока не удалось проявить себя ничем, кроме швыряния бомб, а с другой стороны, ослаблять французов так долго, как это возможно. Чем сильнее мы их ослабим, тем позже им удастся задуматься о собственном возрождении, если оно вообще окажется возможным.

Впечатление о французском народе, которое мы получаем, — опустившееся, почти нежизнеспособное общество. Народ выглядит так же, как и шато, вокруг которых он толпится, — пришедшие в упадок и с налетом декадентства. Показательно, что в последнее время воюют уже не белые французы, а только черные. Следы их потомства постоянно встречаются в народе. Вчера один взятый в плен студент с типично негритянскими чертами ответил мне на вопрос о своей расе: Cocktail (помесь). В остальном повсюду в народе видна явная ненависть к англичанам. Наших солдат встречают с подчеркнутой покорностью. Сильной национальной гордости не заметно вовсе. Недавно в одном из замков я видел эстамп Наполеона Великого. Он был превосходен по своему исполнению. Наполеон был изображен как император в роскошном одеянии. Какая пропасть между тогдашней Францией и теперешней! […]

Мы уже готовимся к перемирию. В Бурже я проведу военный парад. Такого здесь еще не бывало. В первый раз в истории здесь оказались немецкие солдаты.

Что готовит будущее в продолжение войны с Англией — об этом мы не имеем четкого представления. Ступят ли в ходе этой войны немецкие или вообще иностранные войска на землю острова впервые в истории — вопрос открытый. После того как высадка десанта стала в этой войне чуть ли не повседневным явлением, ничто нельзя считать невозможным.

Отчет семье, [Шато Турли под Бурже] 28 июня 1940 г.

BArch. N 265/10. Bl. 6–8f. Ms.

[…] В день подписания перемирия я приказал XXXXIII корпусу выйти на торжественное построение на площадь у собора в половину одиннадцатого вечера. Горожанам пришлось убирать баррикады из мешков с песком, которыми были прикрыты великолепные портики. У находящейся напротив префектуры были выставлены все имеющиеся прожекторы, с помощью которых освещалась величественная церковь. Мы сказали ответственному за электричество в городе, что если свет отключится, мы его повесим. Площадь была украшена флагами со свастикой, за трибуной, на которой стоял я, развевался военный флаг рейха. С точностью до минуты мы вместе с командующим армией