Заметки о войне на уничтожение - [85]

Шрифт
Интервал

хотел было перетащить нашу Марию в Берлин в качестве горничной. Она поначалу тоже согласилась, но в итоге из–за своей 70–летней матери передумала. Но пояснила, что если мы уйдем, то она не останется здесь, а пойдет с нами. […]

Отчет семье, 29 августа 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 71f. Ms.

[…] Больше особо мне сообщить о себе нечего. Что нам совсем не доставляет радости, так это наша весьма пассивная роль, на которую мы уже многие недели обречены. Правда, и таких боев, как, например, под Ржевом, мы тоже не хотим[341]. Но вот подобное происходящему на юге[342] было бы хорошо для изменения нашего положения. Сейчас же мы играем роль дойной коровы.

Нас очень обрадовал успех под Дьепом[343]. Англичане пытаются представить всю операцию так, как будто это была просто разведка. Но они хотя бы попытались, даже если ничего и не вышло. Когда дела не пошли на лад, было решено по–быстрому прекратить операцию. С другой стороны, как говорится, чего не попробовать, если тебе везет. Участники операции будут премного благодарны, если в будущем их еще раз так же заставят послужить подопытными кроликами. Теперь мы ждем, не повторят ли они трюк в обозримом будущем. Что снова попытаются — это точно, но вряд ли в этом году.

Письмо жене, 14 сентября 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 78

На данный момент почта у нас работает из рук вон плохо. В тылу партизаны совершили налет на мост, перебили охрану и подорвали его. Железнодорожное сообщение там встало на неделю. Вероятно, поэтому полевая почта и не доходит. В других тыловых районах в этом смысле ситуация тоже всё еще безрадостная. На огромных пространствах и в гигантских лесах этим бандам есть где укрыться от нападения. Они снабжают себя за счет местных жителей, у которых отбирают всё. Так что в этом отношении ситуация напоминает Тридцатилетнюю войну. У меня тут недавно был господин из Министерства иностранных дел. Буме, наехал на мину и погиб бы, если бы не сел случайно на другое сиденье машины.

Сражения на Кавказе, особенно под Сталинградом, под Ржевом — повсюду крайне тяжелые. Сталинград, похоже, стал практически новым Верденом, так же как и Ржев, только с обратным знаком. От Хартмута очень давно никаких вестей[344]. Да хранит его Господь. К сожалению, стало ясно, что моя надежда на разгром русского как основного противника этим летом не воплотится в жизнь[345]. После осенней паузы, зимой он точно будет атаковать дальше. Он держится, и у него есть как люди, так и ресурсы, чтобы выстоять до следующей весны, когда еще раз попытаются открыть второй фронт на западе. […]

Запись в дневнике, 10 октября 1942 г.

BArch. N 265/13

[…] Праздник урожая, как сказал граф Мой, психологически попал «прямо в яблочко» в плане управления русским народом. Передачей населению церкви, произнесением речей, раздачей еды, праздничной демонстрацией, проведением народного фестиваля с пением, плясками и играми, завершившегося просмотром кинофильма, мы во многом склонили настроения в нашу пользу. Общее отношение стало более дружелюбным и открытым. «Немцы могут не только работать, они умеют и праздновать», — говорили русские. Теперь они неоднократно приветствуют нас, некоторые вскинутой рукой. Идея проведения Праздника урожая пришла в голову графу. Хочется надеяться, что это поможет противостоять угрозе партизанщины. На данном примере видно, до чего же просто влиять на русских, если пойти навстречу этому эмоциональному народу и немного ему помочь. Весьма интересно, что профессор Зилла[346] в недавнем докладе отстаивал точку зрения на русских, совпадающую с нашей: лишь вместе с ними, а не против их воли следует завоевывать Россию. Кто владеет народом, тот владеет Россией. Но я думаю, что это трудно осуществить. Конечно, здесь много людей, которые, будучи врагами большевизма, не принимают нынешней России. Но всё же больше тех русских, которые, несмотря ни на что, остаются убежденными противниками Германии и немцев.

Запись в дневнике, 13 октября 1942 г.

BArch. N 265/13

[…] Похоже, что ненадолго приостановившиеся уличные бои в Сталинграде теперь продолжаются. Под Грозным, кажется, от намерения завоевать нефтепромышленный район отказались, так как его подожгли бомбардировками с воздуха. Такой отказ кажется мне горькой потерей. Топлива у нас, без сомнения, недостает. Похоже, на Кавказе спокойно наступаем на Туапсе. Быть может, всё еще сможем взять этот важный порт. — От атаки на Ленинград, по–видимому, отказались. Удовольствовались уже тем, что прорыв русских захлебнулся.

Когда тот, кто дрался тут год назад, сравнивает те времена с нынешними, то видит, что в прошлом октябре право первого хода было у нас в руках. Мы атаковали и повсюду отбрасывали русского назад, убежденные, что нам это по плечу. Сегодня инициатива опять в руках русского. Мы ожидаем его атаки, причем силами, превосходящими наши.

Но всё же кажется, что и на той стороне не всё в порядке. Новый призыв Сталина открыть второй фронт и упразднение института комиссаров, которых теперь переобучают в офицеры, говорят о том, что дела там не выглядят радужно. Утрата территорий и людские потери имеют сильный эффект и с точки зрения экономики, и с точки зрения резервов. Но до весны русский, конечно, продержится и самое позднее атакует тогда, когда на западе или в Норвегии будет открыт второй фронт. Может, он сделает это на нашем участке и раньше, а именно зимой. Нам точно пойдет на пользу, если она будет очень снежной, так как это усложнит любое нападение.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.