Заметки о войне на уничтожение - [87]

Отчет семье, 7 января 1943 г.

BArch. N 265/157. Bl. 4f. Ms.

Рождественские елка и ясли остались теперь в 2500 километрах от меня. С благодарностью вспоминаю я о славных деньках, которые смог провести в их блеске в Глоттербаде. Тем не менее обратная дорога в Спас–Деменск стала своеобразным «возвращением домой». Чем дольше длилась поездка, тем с большей радостью я предвкушал приезд в наш тамошний маленький домик и новое погружение в привычную работу. Столь грандиозным был тогда во Франции наш замок Конде, где мы квартировали, столь уютной стала для нас деревянная избушка у церкви[354] в Спас — [Деменске]. […]

Запись в дневнике, 22 января 1943 г.[355]

BArch. N 265/13

[…] Вечером был у фельдмаршала фон Клюге в его спецпоезде, в котором он переночевал после безрезультатной охоты (на лося, лис, волков) в районе 137–й дивизии. Вечер был особенно приятный.

С глазу на глаз мы обсуждали общее положение на Восточном фронте. Оно меняется с пугающей быстротой. […] Никакой надежды на освобождение Сталинграда. Большой риск, что сражающиеся на Кавказе армии будут отрезаны. Успехи летнего наступления практически полностью сведены к нулю. Поистине жуткая и крайне огорчительная ситуация! Сколько же пройдет времени, прежде чем она начнет сказываться и на нас.

Когда я 3 января по дороге из отпуска остановился в Берлине у генерал–полковника Фромма[356], то он мне сказал: «В каких же фантазиях живут эти люди! На этом стуле 12 декабря сидел генерал–фельдмаршал Кейтель и говорил: “Русский более не способен на ведение наступательных действий, имеющих оперативное значение!"» — Похоже, на самом верху желаемое принимается за действительное; конечно, оптимистичный взгляд на вещи неплох, но он не должен полностью затенять реальную ситуацию. Я боюсь, что всё обусловливается фюрером, перед которым никто не хочет показаться колеблющимся. У нас было полно примеров, когда руководящие инстанции ложно оценивали Россию:

Недооценка русского вооружения и способностей русских вооруженных сил. Во время последнего совещания в Варшаве, незадолго до начала кампании, бывшего военного атташе в Москве[357] попросили дать оценку состоянию Красной армии, и он тогда сказал относительно их офицерского корпуса: «Он на уровне унтер–офицеров из самой худшей немецкой роты».

Сокращение производства боеприпасов и орудий в июле 1941 г. Ресурсы пошли на изготовление подводных лодок и на программы люфтваффе, поскольку предполагалось, что Красная армия уже разбита и кампания подходит к концу[358]. Результатом стал значительный недостаток вышеуказанного зимой 1941/42 гг.

Речь фюрера по случаю начала кампании Зимней помощи в 1941 г.: «Русская армия потеряла 11 (кажется, называлась эта цифра) миллионов убитыми, ранеными и пленными. Такие потери не может выдержать и самая сильная армия, значит и русская тоже»[359].

Заявление шефа прессы рейха Дитриха[360] в конце октября или начале ноября 1941 г.: «Исход войны в России ясен». (Тут играли роль и политические причины, желание сподвигнуть Японию вступить в войну.) — Нас, бывших тогда на фронте, просто ошеломило, когда мы услышали это высказывание и сравнили с тем, что переживали мы.

Оценка состояния противника перед Вяземским сражением (2 октября 1941 г.). ОКХ заявляло, что русский располагает лишь 10–12 дивизиями оперативного резерва. Стоит их уничтожить, и всё закончится.

Постоянно озвучиваемое ожидание, что военный потенциал России будет значительно ослаблен, если удастся достичь несколько удаленных целей, что и было сделано во время наступления на юге в 1942 г. (При этом вообще не упоминая о танках и самолетах, ОКХ недавно признало, что Россия смогла восполнить свои невероятные потери в артиллерии за 1941 г.)

Точка зрения фюрера, высказанная в моем присутствии в штаб–квартире 28 февраля 1942 г.: «1942 г. будет последним годом использования танков. Наша превосходная противотанковая оборона каждый раз будет побеждать это оружие, и оно исчезнет как инструмент ведения войны». Точно так же он тогда во всеуслышание заявил: «Внутриполитическое состояние Англии такое же, какое было в Германии в 1918 г. Она находится в стадии прогрессирующего разложения».

В сумме складывается такая масса ошибочных оценок противника, что это с сожалением нужно признать, как и то, что поражение (которое постепенно надвигается) на южном направлении, произошло, помимо прочего, и не без нашей вины.

В этой связи я хочу еще вспомнить одно высказывание фельдмаршала Кейтеля, сделанное во время переговоров о перемирии во Франции в 1940 г. или чуть позже: «Война выиграна. Теперь осталось только ее завершить».

Вероятно, руководствуясь подобным подходом, и двинулись против России, предполагали, что и этот поход тоже будет окончен в несколько недель. Мне известно, что уже были заранее назначены гауляйтеры Москвы и Тифлиса. Говорят, что в Берлине до сих пор сидит комиссия, ждущая своей отправки туда.

Из–за этого же своего внутреннего убеждения наше руководство не видело доводов против того, чтобы отправить на — вероятно, крепкий летом — Донской фронт практически исключительно венгров, итальянцев и румын, растянув их на сотни километров фронта. Они решили, что русские, вероятно, исчерпали свой наступательный потенциал. Теперь же последние разгромили первых за несколько часов, разорвали их там, где не было немецких дивизий.