Заметки о войне на уничтожение - [84]

, которого я пригласил, въехали на площадь. Вечернее небо было еще столь светлым, что контуры собора резко выделялись на его фоне. Площадь была заполнена кавалерами Железных крестов из всех дивизий. Сзади напирала французская гражданская публика, но, очевидно, лишь люди из низших слоев общества. На площадь торжественно вступил военный оркестр, занял свое место и сыграл: «Нидерландскую благодарственную молитву», Баденвайлер–марш, марш по случаю вступления в Париж и «Славу Пруссии»[336], затем последовала торжественная вечерняя зоря. После молитвы я приказал сыграть строфу из «Хороших товарищей»[337] и сказал:

Товарищи по XXXXIII армейскому корпусу!

В этот торжественный час в сердце поверженной вермахтом Франции, которая столетиями приносила нашему народу столько страданий и мучений, мы вспоминаем о наших павших товарищах, думаем о нашем немецком Отечестве и благодарим нашего фюрера и верховного командующего вермахта, победителя в бесчисленных сражениях, Адольфа Гитлера. Зиг хайль!

Затем были сыграны «Песнь немцев» и «Хорст Вессель», оркестр покинул площадь, и впечатляющий праздник закончился. […]

Приложение 2. На пути к полному поражению — документы 1942–1945 гг.

В середине июля 1942 г. Хейнрици возвращается из своего отпуска, проведенного во Фрайбурге, и через Берлин едет в Спас–Деменск, где 20 июля вновь принимает руководство 4–й армией. После первого года войны на Востоке, ставшего для Хейнрици и его войск столь бурным и драматичным временем, генерал еще более года (до августа 1943 г.) руководил вверенным ему участком фронта южнее Вязьмы, самым тихим и стабильным районом группы армий «Центр» и вообще Восточного фронта. Помимо обороны в редких боях местного значения, задачей 4–й армии в указанный период стало обустройство позиций, а также подготовка и осуществление запланированного отступления на позицию «Бюффель» в рамках укорачивания линии фронта в марте 1943 г. 30 января 1943 г. Хейнрици был произведен в генерал–полковники.

Письмо жене, [из поезда] 17 июля 1942 г.

BArch. N 265/156. BL. 54–57

[…] Визиты [в Берлине] в учреждения, занимающиеся Балтикой, ни к чему не привели. Для граждан рейха еще ничего не решено. Трастовая компания[338] будет искать твои документы; найдет ли она их, мне пока неясно. Они были несколько смущены существующим беспорядком. Один эсэсовец высказался: «Ну, получите Вы позже усадьбу на Востоке». Я говорю: «Где же, в Польше?» — «Нет, — говорит, — еще восточнее!» […]

Отчет семье, 30 июля 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 62f. Ms.

[…] Когда возвращаешься из Германии и бросаешь взгляд на русские поля, то видишь колоссальную разницу между обработкой полей здесь и дома. Нормальное удобрение земли отсутствует, а пашут чуть ли не допотопными методами. Впрочем, иногда и тут есть чем насладиться, а именно грибами. В некоторых районах в большом количестве растут лисички и боровики; свежесобранные, они особенно вкусны. Один корпус их даже засушивает и отправляет домой. Я хотел было вверить столь полезное дело в руки нашей новой домохозяйки Марии, но она отказалась со словами «Нет грибы, лесной патруль стрелять». — Она испугалась, что ее примут за партизанку. Хотя наш тыловой район недавно в целом зачистили, несмотря на это (в результате операции против Белова мы взяли почти 15 000 пленных) по чащам всё еще бродят банды и русский почти каждую ночь летает через нашу линию фронта, дабы сбросить этим своим сообщникам радиостанции, провизию и перевязочный материал[339]. Позавчера вечером на наших глазах такой самолет был подбит из зенитной пушки. Попали по чистой случайности. Но точно в цель: машина с 5 людьми на борту рухнула вниз как камень и разбилась.

Вчера мы поняли, что эти рассредоточенные по лесам русские терпят всё из страха, что при пленении мы их расстреляем. На свет из чащи, где мы в феврале! окружили и разбили несколько дивизий, вышли офицер, 1 комиссар и 6 бойцов. Они с того времени сидели в лесу, не питались ничем, кроме дохлых лошадей, чье мясо они сушили на солнце, плюс еще грибами, ягодами и лягушками. Конина, должно быть, уже полностью разложилась, поскольку от самих этих ребят несло как от падали, и одежда на них вся сгнила. Они просто как дикие звери, наши парни столько времени никак не смогли бы продержаться. Огонь они разводили, используя порох из найденных патронов, который поджигали с помощью стекла из карманного фонарика и солнца.

В итоге комиссар разрешил выйти к немцам только после того, как нашел листовку, в которой указывалось, что даже комиссарам сохранят жизнь. Абсолютно точно, что подобное бродяжническое существование ведут тысячи других людей в нашем тыловом районе, не все в таких неслыханных условиях, но в целом живя как робинзоны или разбойники. В этих лесных чащах постоянно слышишь невероятнейшие истории.

[…] Время от времени маленькие советские дети приносят нам букетики полевых цветов — они их странным способом крепко сплетают, что выглядит мило, — и пытаются обменять на хлеб. Поскольку люди, и в особенности дети, живут здесь бедственно и впроголодь, то они рады каждому кусочку, полученному от нас. Зальмут