Заметки о войне на уничтожение - [73]

. Вина правительства, которое от нас попросту отвернулось, тут не рассматривается. Черт возьми, да его долгом и обязанностью было отклонить предложение, а если уж оно его подписало, то молчаливо предоставить нам возможность действовать самостоятельно. Это как минимум, а лучше бы и оказывать неофициально помощь. Но то, что у него возникла, пусть лишь как вариант, чудовищная идея направить против нас немецкие войска, — настолько бесстыдно, что у меня не хватает слов. Это выражение того мерзкого образа мыслей, который напоминает нам о верности присяге и в том же абзаце провозглашает выдачу врагам[251] сотен командиров, которые верно сражались и рисковали для Отечества своей жизнью и здоровьем. […]

В 1919–1920 гг. Хейнрици был принят в рейхсвер и с тех пор занимал различные посты в войсках, в штабах и в министерстве рейхсвера. С октября 1930 г. он в чине подполковника командовал III батальоном 3–го пехотного полка в Остероде (Восточная Пруссия).

Письмо родителям[252], [Остероде] 3 декабря 1931 г.

BArch. N 265/147. Bl. 64f. Ms.

[…] С нашим жалованьем к 1 января история замечательная. Я уже предупредил нашего квартиросдатчика, что не смогу и не буду больше платить за съем так дорого. Если жалованье снова уменьшат, что вроде бы решено, то я окажусь в худшей ситуации, чем пять лет назад в Гмюн- де, когда был майором. По моему ощущению, наши правители растеряли всякое умение править, если вообще им когда–либо владели. Мне кажется, что переворот уже происходит, хотя снаружи это и не видно. Телега увязла хуже некуда. […]

Письмо родителям, [Остероде] 5 марта 1932 г.

BArch. N 265/147. Bl. 72–74f. Ms.

[…] Ваше решение голосовать на президентских выборах за Дюстерберга[253] я считаю решением тупиковым и бесполезным. Вам наверняка придется 10 апреля снова идти на выборы и уж тогда прямо отвечать на вопрос, который сейчас обходите: Гитлер или Гинденбург[254]. […]

Резюмируя: Гинденбург и правительство не желают ничего иного, как создания народной общности для борьбы против французов и поляков. Если те выдвинутся против нас, мы не сможем сказать социалистам: а вам сражаться запрещено, так как вы настроены не национально. Да и при переговорах в Женеве необходимо, чтобы за нашим представительством стояла не какая–то группа, а весь народ как единое целое[255]. К сожалению, нам опять сунули палки в колеса. […]

Письмо матери, [Остероде] 19 марта 1932 г.

BArch. N 265/147. Bl. 76f. Ms.

[…] Возможно, результат выборов и не слишком приятная ситуация для немецких националистов показали вам, какую ошибку они совершили, выставляя собственного кандидата. Они должны были бы выступить сейчас, на выборах в Пруссии, а не на выборах рейхспрезидента. Итог ныне таков, что разумные правые ослаблены и разбиты, социалисты празднуют триумф, в качестве их единственного противника стоят лишь национал–социалисты с их дикой радикальной программой. […]

С октября 1932 г. Хейнрици служил в Берлине, сначала как первый штабной офицер в командовании группы I, с февраля 1933 г. как глава общего отдела военного управления министерства рейхсвера (с 1935 г. военное рейхсминистерство), занимаясь большей частью вопросами набора новобранцев и организации службы комплектования. С мая 1937 г. он возглавил в министерстве вновь созданную группу службы комплектования сухопутных войск. В марте 1933 г. Хейнрици был произведен в полковники, в январе 1936 г. — в генерал–майоры.

Письмо родителям, [Берлин–Шляхтензее[256]] 4 февраля 1933 г.

BArch. N 265/148. Bl. llf. Ms.

[…] То, что сейчас в правительство пришлось привлечь нацистов, было фактически неизбежным[257]. Управлять, не считаясь с ними, способными чуть ли не в союзе с левыми устроить генеральную забастовку, было невозможно. Пока найдена сравнительно мягкая форма их участия в правительстве. Я сомневаюсь, что ее удастся надолго сохранить. Ожидаю, что в ближайшее время национал–социалисты займут еще больше правительственных постов. […]

Наступающая весна не будет легкой. Мне хотелось бы, чтобы у нас в правительстве были люди поспокойнее, как тогда при Папене[258]. А нацисты бы их поддерживали. Но этому не суждено случиться. […]

Письмо родителям, [Берлин] 12 февраля 1933 г.

BArch. N 265/148. Bl. 14f. Ms.

[…] Мы слышали по радио речи Гитлера, Гугенберга[259], Папена и Зельдте[260]. Я хотел бы сказать, что речь Гитлера мне понравилась чуть ли не меньше всех[261]. Восторг в ней казался мне каким–то наигранным. И постоянно повторяемое утверждение, что до сего дня всё лишь портилось, а ничего разумного не делалось, я в таком виде принять не могу. Лучше и решительнее всех говорил Папен, но, возможно, чересчур заумно для простого народа. Наиболее симпатичным и трогательным показалось мне то, что Гитлер и Гугенберг, отбросив личные устремления, хотят держаться вместе, а не снова расходиться в стороны. Если они это осуществят, а после вчерашних обещаний видно, что они по этому поводу настроены решительно, то дела точно пойдут в гору. […]

Письмо родителям, [Берлин] 17 февраля 1933 г.

BArch. N 265/148. BL. 16f. Ms.

[…] Правительство между тем принимает жесткие меры. Чиновничеству они дали прикурить. Запрещение берлинской асфальтовой прессы