Заметки о войне на уничтожение - [71]
Запись в дневнике, 15 октября 1918 г.
BArch. N 265/8
[…] Впервые эти горькие слова: мы проиграли войну! Вся кровь, все человеческие жизни, вся наша четырехлетняя работа — всё напрасно. Лучше об этом вообще не думать. Но вопрос, что должно стать с нами, кадровыми военными, никуда не денется, если хранить молчание и уходить от ответа. То, что сейчас происходит, довольно внезапно опрокидывает все наши основные моральные ценности. В любом случае практика показала нам, что право на стороне сильного и что прекрасный догмат о превосходстве моральных устоев над количеством солдат и вооружением — чушь. Нас доконали голод, огромная численность наших врагов и их помощников. Изначальное превосходство, которым обладала наша армия за счет обученности, за счет чувства своей правоты, сведено на нет мощью массы. После войны мы можем ожидать у нас хорошенький бардак. Я не уверен, не последуем ли мы примеру России.
Запись в дневнике, 16 октября 1918 г.
BArch. N 265/8
[…] Если поразмыслить о нынешних временах, то надо признать, что были правы те люди, которые внесли 19 июля 1917 г. в рейхстаг резолюцию о мире[240]. Они предвидели, что тот прирост военной мощи, который принесла, вступив в войну, Америка, нам не по зубам. Вероятно, публичная форма резолюции была выбрана неуклюже — тем самым они раструбили о ней на весь мир. Нам следовало бы с лицом и манерами победителя вести переговоры и добиться мира на условиях отказа от изменений границ. Вышло бы куда лучше. Бисмарк в 1866 г., будучи бесспорным победителем в войне с Австрией, тоже отказался от изменения границ, так как опасался вмешательства других стран. Да, в прошлом году все бы мы не поняли такого отказа. Пятнадцать месяцев назад никто не считал, что Германию можно одолеть. И каждый надеялся, что после развала России война в этом году решится в нашу пользу. Будем надеяться, что теперь удастся добиться лучшего из возможного. Гинденбург[241] пишет, что мы должны доверять ему так же, как и в хорошие времена. Так мы и хотим поступить.
Запись в дневнике, 17 октября 1918 г.
BArch. N 265/8
Лишь после чтения газет, которые сегодня впервые за много дней стали нам доступны, понимаешь, какова обстановка у нас дома. Лишь сейчас нам стало ясно, что за несколько дней, во время которых мы вели бои, ничего не слыша и не видя, наше доброе старое Отечество рухнуло. Что это должно принести? Нами правит сейчас клика евреев и социалистов, люди, для которых интернационал превыше всего[242].
Невероятная быстрота, с которой происходят события, показывает, что катастрофа уже случилась или стоит на пороге. Всю мирную программу президента Вильсона[243] я считаю бесстыдным лицемерием. Прикидываясь добропорядочным миротворцем, он впрыскивает нам яд, и пресса нашего большинства спешит разлить этот яд в народе. Вильсон не хочет ничего иного, как развалить нас настолько, чтобы мы и десятилетия спустя были не в состоянии конкурировать с его американским денежным мешком. Он устраняет нашу монархию, потому что знает, что в ней наша сила. Он выдумывает право на самоопределение, потому что хочет нас расчленить. Он поощряет внутренние недовольства, потому что хочет нас сломить. Нет, вовсе не к постоянному миру стремится этот подлый субъект, на которого «Форвертс»[244] молится уже сейчас, он весьма прилежно закладывает основы для длительных конфликтов, внутренних и внешних. Если осуществится всё то, к чему стремятся поляки, чехи, венгры и прочие, как их там еще звать, коррумпированные народы, то этот мир станет шагом на пути к веку войн и революций. Лишь небесам известно, что с нами тогда случится.
Если прочитать в газетах, с какой дерзостью поляки, этот народ, который мы в тяжелейших сражениях вырвали из лап русских, сейчас выдвигает требования нам, бросает то в жар, то в холод. Взять хоть лексику, которую позволяет себе эта компания. Всё выглядит печально для нас.
А наши бравые полки уже несколько дней стоят в грязи по колено и сражаются из последних имеющихся сил с французами среди гор, поросших лесами. Француз снова и снова атакует, так как знает, насколько изнурены, потрепаны, усталы наши войска, как они совершенно выпотрошены, так как нет никого, кто бы мог их сменить. Нет, не так я представлял себе конец войны.
Запись в дневнике, 20 октября 1918 г.
BArch. N 265/8
[…] Нынешний запрет на отпуск — это благословение. Он отгораживает войска от родины, которая в состоянии кипящего котла опаснее, чем противник. Чтение газет делало меня больным и неработоспособным. Наши несчастья и внутренняя борьба в Германии никак не выходили у меня из головы. Следует не вводить свободу прессы, а сжечь все газеты. Тогда бы наши дела пошли лучше. Слава Богу, полевой книжный магазин исчез отсюда, поэтому переживаешь только о том, что происходит у нас и с нами.
Но я испытал удовлетворение, когда требования, которые выставил Вильсон, раскрыли глаза на этого проходимца всем, даже самым ослепленным[245]. Он не хочет ничего иного, кроме нашего уничтожения. Отрицательный ответ, который мы ему сейчас дали, видимо, сыграет ему на руку. Но, возможно, всё еще примет другой оборот, более приемлемый для нас. Для этого нужно лишь, чтобы всех, орущих у нас дома о мире, мире любой ценой, пришибли насмерть. […]
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.