Заметки о войне на уничтожение - [75]

сидел за письменным столом кайзера, когда всё отбиралось и реквизировалось, когда мы, люди в форме, не знали, не будем ли насмерть забиты на улице сбродом? Я считаю опасным то, что радикальное крыло национал–социалистов тянет штурвал на себя, как обычно бывало и в большинстве прочих революций. Но если происходящее ныне может быть названо революцией — прилежно проводящейся правительством, чтобы освободиться от неудобных пут закона (Конституционный суд)[277], — у меня есть ощущение, что по самой сути своей это всё же не революция. Да и люди больше не хотят жить как при революции, они довольны уже тем, сколь спокойно совершается переход. В остальном энергичные выступления Гитлера (которые можно лишь приветствовать) против перегибов в известной части опираются на соответствующие желания министров–национал истов. Итак, в настоящее время у меня нет поводов беспокоиться о том, что принесет нам будущее, я надеюсь, что всё пойдет хорошо.

И кадровые изменения во многих сферах следует приветствовать. Должности в берлинских больницах сейчас почти без исключения заняты еврейскими врачами. Доктор Аттиг, три года работавший в клинике «Шаритэ», всегда говорил, что под влиянием этих личностей в практику вошли резкости в общении, ужасная бесхозяйственность и особенно кумовство, что способно испортить жизнь любому человеку иного племени. Он часто горько жаловался на такое положение дел, хотя обычно оправдывал его и вообще был скромнейшим человеком, никогда ничего не требовавшим для себя. Я никогда не проклинал евреев последними словами, но будет точно неплохо, если им и центристам укажут то место, которого они действительно достойны. Гизела принесла сегодня домой известие, что ее директор съезжает, — очевидно, его выгнали, — и Хартмут тоже рассказывает о разнообразных переменах. […]

Письмо родителям, [Берлин] 1 апреля 1933 г.

BArch. N 265/148. BL 37

Вы уже догадались, что я не писал из–за недостатка времени и обилия работы. Я хотел отправить вам отчет о Потсдамском празднике[278], но у меня не было времени, чтобы им заняться. Это был духоподъемный день, пропагандистски всё было поставлено крайне действенно. Многим, что случилось с тех пор, я не слишком доволен. Бойкот евреев[279] я считаю крайне неудачным мероприятием, которое должно вызвать много несправедливости и обид. Такие ошибки трудно снова исправить, так как прежде всего задета честь оскорбленных. Бойкотом мы сами вредим собственной экономике. Было необходимым оттеснить евреев на периферию и уменьшить их чрезмерную сферу влияния. Но способ выбран неудачный. И о кадровой политике есть разные мнения. Не каждый штурмовик СА обладает качествами, нужными руководящему чиновнику. И тот факт, что наряду с правительством некая «партия» выпускает указания для государства, заставляет задуматься. Всё это называется диктатурой. Но я всё же надеюсь, что не будет затронута основная цель — снова превратить Германию в национальное государство. Было бы прискорбно, если бы такие улучшения и такие надежды были похоронены неверными мероприятиями. В маленьких городках доходит до анекдотов. В Остероде прекратился подвоз молока, так как коровы принадлежат еврею. Так дают они правильное молоко или жидовское? В итоге приняли решение считать коров немецкими. Аптекарю Вильде закрыли аптеку, так как его жена — еврейка. В маленьком городке такие вещи постоянно оборачиваются комической стороной. […]

Письмо родителям, [Берлин] 9 апреля 1933 г.

BArch. N 265/148. Bl. 39

[…] Существующее между нацистами и националистами напряжение, которое трудно полностью отрицать, по–прежнему определяет политическую ситуацию. К сожалению, оно оказывает влияние на многих, в том числе близких к нам по убеждениям. Но, на мой взгляд, нужно выделять и выдвигать на первый план главное: сколь неслыханные вещи уже произошли и еще произойдут. [Новые власти] хотят, конечно, добра, хотят принести пользу немецкому народу. То, что для этого порой нужен нажим (что не всем по нраву) и определенная жесткость — вне всяких сомнений. То, что Гитлер и Геббельс[280] недавно сообщили прессе, совпадает с ощущениями многих; то, что они сейчас призвали СА к порядку, — очень хорошо. Еврейский бойкот они устроили, а затем всё же свернули с большой искусностью! […]

Письмо родителям, [Берлин] 2 июня 1933 г.

BArch. N 265/148. Bl. 57f. Ms.

[…] В политическом плане никаких особых новостей. Наша газета[281] запрещена, другие ничем не заполнены, я даже не знаю, какую мне читать. Положение в Женеве кажется не слишком выгодным для нас, я не понимаю, как французам постоянно удается настоять на своем, но это вопрос силы, а не права. Лишь когда Гитлер поставит под ружье весь немецкий народ — его программа иного и не предполагает, Служба труда[282] этой цели и подчинена — и мы сами обретем силу, тогда положение, вероятно, изменится. Если снова случится война, то в одном она будет отличаться от той, что была пятнадцать лет назад: не будет критиканов. Этого–то нацисты добьются. И они сумеют вести за собой народ. […]

Письмо родителям, [Берлин] 7 июля 1933 г.

BArch. N 265/148. Bl. 67f. Ms.