Заметки о войне на уничтожение - [63]

Письмо жене, [охотничий домик под Растенбургом] 28 февраля 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 28

Сегодня меня и других командующих армиями вызвали к фюреру, чтобы описать ему наше положение и выработать план действий.

В 10 утра мы вылетели из Смоленска и в 13:00 приземлились в ставке фюрера. Впервые с Троицы снова в Германии, в приличных зданиях, в атмосфере порядка. Почти немыслимое состояние. Есть туалет со сливом и ванна, а на столе стоят цветы. Невообразимо. Сейчас жду телефонного разговора с тобой, который я заказал.

У всех тут огромный оптимизм. Увы, но наша локальная ситуация сейчас куда хуже. В данный момент мы находимся под исключительным давлением. То, что произошло сегодня, — это отдушина, возможность вырваться из постоянного напряжения, отвлечься от этих качелей. […] Надеюсь, дела у нас пойдут так, как это видится фюреру — […]

Завтра в первой половине дня «Ю» доставит меня обратно в Россию. С каким удовольствием я бы предпочел остаться в Германии.

Письмо жене, [Растенбург] 1 марта 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 29

Со вчерашнего вечера я ждал телефонной связи с Фрайбургом. Соединения нет. Через двадцать минут я должен выезжать. Должно быть, больше у нас шанса поговорить не будет. Меня это очень злит. Эти ребята из Министерства иностранных дел, прибывшие сюда и, наверное, рассказывающие домашним, как ужасна русская зима в Ангербурге, те звонят постоянно. А из нас никто не смог дозвониться, поскольку линия была вечно занята, хотя я и забронировал срочный служебный звонок.

Общее понимание тут таково, что в целом русское зимнее наступление закончено и что мы одержали оборонительную победу, которая исключительно ослабила противника. В отношении Англии звучат надежды или, лучше сказать, оценки, что из–за нанесенных японцами поражений на Дальнем Востоке она теперь в том же положении, что и мы осенью 1918 г. Ну, поглядим.

Для меня это ничего не меняет: как мне сказал генерал–полковник Гальдер[227], ни на кого нет такого давления, как на меня. Действительно, русский держит нас за горло. Если он продвинется вперед еще на 500 метров!, мы задушены. […]

Вследствие переговоров в ставке фюрера 4–я армия 3 марта 1942 г. наконец–то получила разрешение отойти на запрошенные позиции западнее Юхнова и реки Угры. Эта линия удерживалась до конца советских атак в начале мая 1942 г.

Письмо жене, [Спас–Деменск] 3 марта 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 30

Вернулся позавчера и сразу же вчера на «Шторхе» вылетел на фронт. Бутылочное горлышко, которое позволяет попасть в корпус, четыре километра шириной. На расстоянии в 500–1000 метров за дорогой сидит противник и обстреливает наш транспорт из всего, что у него есть в наличии. Пройдут дни до тех пор, пока мы сможем подтянуть сюда достаточные силы для стабилизации положения. Хотя на самом верху в целом столь уверены в своих оценках, наша локальная ситуация всё так же безрадостна и как раз в эти дни вызывает особые опасения. Ситуация постоянно повторяется, мы постоянно ходим по лезвию бритвы, это столь изнурительно и угнетающе, что действительно подкашивает людей. Вполне возможно справиться с огромной опасностью единожды, дважды. Но постоянно жить в таковой и более не знать ничего другого — это неслыханное бремя для любого человека. И тяжело, очень тяжело его носить. Радуешься каждому дню и каждой ночи, когда не случилось ничего плохого. Но вот уже наступают новые, и в крайнем напряжении можешь лишь молиться Богу, чтобы Он и далее помогал.

Три недели зима здесь была как в Арозе[228], днем яркое солнце, но ничего не тает, ночью до -25°. Мы лишь надеемся, что скоро начнется оттепель, поскольку она ограничит маневренность русских. Пока никто не знает, когда же она начнется. В любой день между 15 марта и 15 апреля. А до того многое может произойти.

Письмо жене, [Спас–Деменск] 5 марта 1942 г.

BArch. N 265/156. Bl. 31f.

Сегодня с утра русский атакует по всему фронту, не только тут у нас, но и практически на всех основных направлениях. Взятые нами военнопленные говорят, что это наступление должно наконец стать той самой решающей битвой, к которой так давно стремились. На большей части фронта моей армии эта атака успехом не увенчалась, поскольку мы как раз отвели войска. Это решение я не без трудностей выбил недавно, находясь в Восточной Пруссии, — вышло легче, чем я думал. Мне было сказано, что теперь, когда фронт в целом стабилизировался, не играет практически никакой роли, стоим ли мы в 10 километрах восточнее или западнее. С помощью этого маневра мы смогли высвободить войска, которые пошли на усиление самых важных и слабых участков на шоссе. Уже сегодня это оказалось крайне необходимым. Там снова возникли очень скверные ситуации. Пока что на какое–то время с ними разобрались. Но мы находимся лишь в начале сражения. Оно снова растянется на 14 дней.

И при нашем положении эти дни принесут достаточно переполоха и забот. Слава Богу, что и русский после трехмесячного зимнего наступления на сегодня тоже выдохся и пребывает в очень плохом настроении. Впервые за много месяцев у нас снова есть перебежчики.

Ты пишешь, что люди в Берлине куда как спокойнее и увереннее смотрят на войну и что мне не стоит так переживать без нужды. Ну, я тебе так скажу, что есть существенная разница между тем, когда смотришь на карту масштабом 1:1 000 000 и тем, когда находишься прямо тут, на месте событий, непосредственно переживаешь всё происходящее, делишь опасности, видишь вымотанное состояние войск, ощущаешь мороз в -20°, и когда почти ежедневно боевые действия складываются не в нашу пользу и лишь с большим трудом удается выправлять положение. В конце концов, на сегодняшний день мы сражаемся вот уже восемь с половиной месяцев — это сплошная беспрерывная битва, и уже три месяца нам грозит опасность, что нас обойдут и окружат.