Заметки о войне на уничтожение - [26]

Это тяжелый удар для русских, которые вынуждены бросать в бой соединения, набранные с бору по сосенке, у которых почти не осталось полноценных дивизий и которым пришлось оставить в лесах пока не подсчитанное количество артиллерии и техники. В оперативном плане вся южная половина его центральной линии фронта пала, что вызовет далеко идущие последствия. Значит, мы можем с удовлетворением смотреть на прошедшие 10–12 дней. Для меня самого они выдались нелегкими. Нам пришлось преодолевать весьма критические ситуации, напряжение порой доходило до предела. Не слишком–то приятно всё время ездить по местности в одиночестве, не считая скудной охраны, километры и километры по лесам, в которых всё время можно нарваться на русских. Ведь фронты так растянуты и так непрочны, что свои и враги часто перемешиваются друг с другом. Восемь дней назад в критическую минуту я сам принял на себя командование батальоном, в котором всё пошло наперекосяк, а два дня назад русский двумя тяжелыми батареями так вышиб нас из командного пункта, что лишь благодаря чуду мы отделались семью ранеными. Каждый из нас отдал все свои силы, и мы можем быть лишь благодарны за то, что пока всё прошло для нас удачно. Возможность того, что случится иначе, существовала не раз.

Я пишу из палатки у наполовину обвалившегося колхозного хлева, на краю картофельного поля, на котором русский с расстояния двухсот шагов еще вчера палил в нас тяжелыми снарядами. Но сейчас все орудия молчат, и они никогда больше не выстрелят в нас. Они стоят где- то посреди леса, а артиллеристы взяты в плен.

Судя по приказу, который мы захватили, мой первый визави, генерал, командующий 66-м корпусом, был судим военным трибуналом в начале августа[123]. Другой командующий, 63–го корпуса, со своими двумя комиссарами во время вчерашней попытки прорыва был застрелен нашими солдатами, так как не желал сдаться[124].

На той стороне всё кипит и булькает. Полный развал не за горами.

Письмо жене, [Нивки] 19 августа 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 84

Крупная операция завершена. Уничтожены два русских корпуса, состоявшие из семи дивизий. Мы сами взяли до 10 000 пленных, вся армия в целом — 50 000. Военная техника, прежде всего артиллерия, в невообразимых количествах стоит в окружающих нас лесах. В большинстве своем русские загоняли ее в болото, чтобы мы не смогли ее использовать. После того как при этом окружении все фронты перемешались, а вражеские соединения были разбиты, леса вокруг снова кишат группами русских солдат и отдельными солдатами. Огромное число их попряталось или ищет тайные тропки, которые позволят вырваться и избегнуть плена. […]

После успешного сражения под Гомелем XXXXIII армейский корпус был сначала 20 августа ненадолго переброшен с 34–й и 258–й пехотными дивизиями к востоку от Десны, а затем в конце августа переведен южнее, в район севернее Чернигова.

Письмо жене, [Печары[125]] 23 августа 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 86–88

Вчера вечером я получил твои письма от 1, 2 и 8 августа и узнал из них, что участок в Либау разрушен. Что со всем этим произойдет позже, Бог его знает. Я не знаю, выплачивается ли во время войны страховка против пожара, и вообще, есть ли в Либау и Латвии какие–нибудь платежеспособные организации. Должен признать, что в сегодняшней ситуации я не могу ничего посоветовать. Всё будет, вероятно, зависеть от исхода войны.

Русский, несмотря на все его поражения, демонстрирует удивительную сопротивляемость. Вчера читал допрос одного пленного русского командующего армией, который сказал, что они будут продолжать сражаться, даже если Москва падет[126]. Полагаю, он прав. Изменения настанут только тогда, когда система в России обвалится изнутри. Я сомневаюсь, что условия для этого уже сложились. Похоже, что ужасная русская система террора сейчас не допускает никакого альтернативного мнения. Можно представить, что, после того как мы так неожиданно напали на Россию, многие русские, даже инакомыслящие, встали из любви к Родине на сторону Сталина[127]. […]

Мы сейчас задействованы на другом фронтовом участке нашей армии, с другими дивизиями, почти на 200 километров глубже внутри России. Города совершенно сожжены. Мы стоим лагерем — нельзя назвать это «живем» — в унылейших деревнях. Сегодня я квартирую в классе, поскольку самые чистые здания обычно — это школы. Все дома в состоянии полного запустения. Со слов жителей, они нарочно старались сделать всё внешне уродливым и бедным, чтобы их не преследовали за то, что они собственники. […]

То, что Хартмут хочет вернуться обратно в свой полк, конечно, глупость. Я напишу сегодня главврачу, чтобы он не допустил этого. Хартмут, разумеется, воображает, что прибудет обратно слишком поздно, чтобы еще поучаствовать в войне. Но увы, как на грех, она продлится гораздо дольше, чем мы все хотим. […] Война тут обходится нам очень дорого. Была ли она действительно необходима?

С новой оперативной позиции севернее Чернигова XXXXIII армейский корпус, имея теперь в составе 131–ю и 293–ю пехотные дивизии, медленно с боями пробивал себе путь на юг и, наконец, получил задачу наступать от взятого 9 сентября города в юго–западном направлении, чтобы замкнуть с севера образуемый вокруг Киева котел.