Заметки о войне на уничтожение - [28]

Состояние русских войск, с которыми мы столкнулись, без сомнения, за последнее время ухудшилось. В особенности русская пехота — брошенная на поле боя дикая толпа, мешанина из формирований, бывших под рукой и слепленных воедино. Полки, пополненные еле обученными новобранцами; дивизии, состоящие из бойцов, оставшихся после разгрома двух или трех других дивизий, — это обычное дело. Танковые корпуса превратились в пехотные, потому что танков больше нет; десантным бригадам не с чем приземляться. Тем не менее нашим ослабленным частям до сих пор противостоят массы людей. Кто–то однажды сказал, что из тысячи стреляющих идиотов лишь пятьдесят попадут в цель. Но и от этого наши бравые парни гибнут, и наши потери кажутся горше, чем потери противника. Увы, русская артиллерия очень хороша. Она весьма метка и, к сожалению, очень подвижна. Пилоты тоже удалые и летают даже в ужасных погодных условиях. Лишь после того, как наши истребители сбили 15 их самолетов, мы смогли немного перевести дух.

Нам, немцам, в особенности не нравится русский коварный стиль ведения боя. Русского редко увидишь на открытом пространстве, а даже если и так, то он прячется в колосьях. Куда чаще он ползет через лес, через кусты и через болота. Русский нападает из засад, со спины, эти люди вцепились в непроходимую местность как вши и нельзя от них избавиться, даже если дважды прочесать территорию. Так что такая война очень многого требует от наших войск. Нужно снять шляпу перед ними и их усилиями. Они ежедневно атаковали 11 недель подряд, иногда с утра, иногда в полдень, и вечно противник перед тобой, и каждая ночь проходит в напряжении, придут эти ребята в коричневой форме или нет, и каждый день сыплются огромные, оглушающе рвущиеся снаряды, и каждую ночь проводишь на холоде и в сырости и, помимо этого, еще продираешься сквозь грязь по колено или полностью покрываешься пылью — невероятно огромные трудозатраты. Никто и вообразить не может, сколь многого мы требуем от наших солдат, если сам через это не прошел.

Часто действия русского командования непостижимы. Они совершают поступки, суть которых мы не можем понять и которые кажутся малоразумными. Например, любого, кто не удерживает позицию, расстреливают. Когда мы спросили русского начальника штаба 63–го корпуса, почему он не отвел свой корпус, пока еще был запас времени, он ответил, что дважды запрашивал разрешение на отход у своих армейских начальников. (Никто на той стороне не может действовать по собственной инициативе; они должны запрашивать разрешение у вышестоящих.) Его армия оставила оба запроса без ответа и отправила посыльного назад. Так высшее командование бежит от ответственности! В результате русский 63–й корпус остался в Гомеле и был потерян. Похожим образом и здесь несколько дивизий застряли на полностью потерявшей смысл позиции и были пленены. У людей на той стороне есть выбор: быть убитыми по приговору военного трибунала, быть убитыми комиссаром или быть убитыми немцами. Комиссары каждый день часами твердят бойцам, что мы не только гарантированно их расстреляем, но и сначала будем их пытать. Вот поэтому русский солдат и защищает себя столь яростно, потому что от нас он ждет еще более лютой смерти. Этот примитивный народец всему верит.

Помимо прочего, пленные убеждены, что Россия будет продолжать войну, даже если мы дойдем до Волги. По их словам, для большевизма это вопрос жизни и смерти и о компромиссе не может идти речи. Людей достаточно. И это правда: на оккупированных нами территориях мы видели только стариков, женщин и детей. Всех мужчин забрали, и они стали либо солдатами, либо заводскими рабочими. Я также убежден, что их жестокий вождь пойдет на всё, чтобы устоять. Они в особенности надеются на зиму, которая нас задержит, а русским даст время и возможность для реорганизации. Логический вывод для нас: прежде чем дороги станут непроходимыми, следует ударить по русским с такой силой, чтобы их войска по–прежнему оставались измордованными, а реорганизация из–за новых потерь стала бы как минимум трудной. Я бы хотел думать, что это удастся. Состояние вражеской армии и зачастую странные упущения их командования дают основания для надежды. Тем паче, если мы сможем в больших масштабах вывести из строя оборонную промышленность, — что вовсе не является невозможным.

Мы уже две недели находимся на территории северной Украины, неподалеку от Киева. На карте она отделена от Белоруссии настоящей границей, на местности тем, что уничтожены почти все связывавшие их пути сообщения. Осталось лишь несколько больших дорог, мосты на более мелких разломаны в прямом смысле слова. Погода всё еще теплая, дороги наконец утрамбованные, так как белорусский песок уступил украинскому глинозему. Люди лучше одеты. Неделями мы наблюдали лишь босоногих женщин, а здесь они носят высокие сапоги. Деревни как минимум два километра в диаметре, иногда даже от 8 до 10 километров в длину. Вокруг них — табачные и подсолнуховые поля (еще одно убежище, в котором любят прятаться русские солдаты). Все жуют семечки подсолнуха, жуем и мы. Кстати, как и везде, начиная с германской границы, в наличии большие стада скота. Свиньи как домашние животные свободно бегают по улицам и в домах, часто они заражены трихинеллезом. В зерновых недостатка нет, хотя по нашим меркам земля обрабатывается плохо.