Заметки из хижины "Великое в малом" - [30]

Из логической структуры этого высказывания видно, что Цзи Юнь апеллирует к множественности точек времени и пространства. Последняя фраза цитаты может быть расшифрована так: если явление не зафиксировано в данном месте, это не значит, что оно не может быть зафиксировано в других точках пространства; если явление не зафиксировано в определенный момент, это не значит, что оно не может быть зафиксировано в прочие моменты времени.

Часто встречаются случаи, когда кардинально важные положения высказываются в негативной форме; то же мы видим и здесь: для доказательства несуществования нечисти герою рассказа нужно было бы зафиксировать множество (в пределе — все) точек пространства и времени, в которых, по слухам, водится нечисть, и показать, что ее там нет. И наоборот, для доказательства какого-то позитивного положения недостаточно зафиксировать, что где-то и когда-то это явление было замечено (таким образом, Цзи Юнь со своих рационалистических позиций призывает к тому, что позже получило название «полноты индукции»).

Эта теория реализована в рассказах Цзи Юня: место и время действия (или упоминание имени рассказчика, связанного с определенным хронологическим отрезком) служат не только доказательством достоверности повествуемого, но и показывают, что описываемые случаи происходят в разных местах и в разные исторические периоды, что и подтверждает их неслучайность, независимость от места и времени, абсолютность закона.

Для проверки были взяты пять контрольных групп по указателю сюжетов; результаты показаны на прилагаемых табл. 5 и 6 и карте, иллюстрирующей табл. 6.

Таким образом, Цзи Юнь как бы доказывает, что, если нечисть карает развратника (А, а, a, III, 4, А²), это явление не случайное, а проверенное веками: это было и в середине XVII, и в первой трети XVIII, и в середине XVIII в., и при жизни автора рассказов. Естественно при этом, что наибольшее число рассказов относится ко времени, когда жил Цзи Юнь, в противном случае читатель мог бы предположить, что речь идет о явлениях отмирающих. Хронология строится как опрокинутая пирамида: наибольшее число случаев относится ко второй половине XVIII в., наименьшее — к древности. Рассказы о событиях, происходивших при жизни автора, имеют чисто дидактические функции, случаи же из прошлого служат доказательством, как бы фундируют эту дидактику.

Точно так же Цзи Юнь доказывает, что смелые, умные, честные люди всегда и всюду побеждали нечисть (А, а, а, III, 10) и происходило это не только в хорошо знакомой ему провинции Хэбэй (девять рассказов этой группы), но и в Цзянсу, Шаньдуне, Шаньси и даже в Синьцзяне и в Монголии.

Характерно при этом, что большая часть рассказов локализуется вокруг тех районов, где подолгу жил Цзи Юнь (Сяньсянь и другие районы южной части провинции Хэбэй, Пекин, Урумчи), о чем знали многие его читатели. Хронологически большинство рассказов также приурочено к тому времени, когда жил Цзи Юнь (или его родственники и друзья). Введение в качестве рассказчиков реальных и хорошо известных читателю людей делает мораль рассказа как бы вдвойне фундированной: с одной стороны, это факты достоверные, так как есть живые и авторитетные свидетели, с другой стороны, это факты абсолютные (что подкрепляется «опрокинутой пирамидой»). Количество рассказов, действие которых отнесено к древним временам (или к другим районам), весьма невелико, так что может показаться, что появление их случайность, но контрольный материал и не должен быть многочисленным (ибо обилие его делает доказательство тяжеловесным и однообразным).

Территориальное распространение сюжетов

Таблица 5

Таблица 6

Сходные результаты получаются при фронтальной проверке первых 100 рассказов из первого сборника. Результаты проверки см. в таблицах пространственного (табл. 7) и временного (табл. 8) распространения сюжетов.

Таблица 7

Таблица 8

В системе аргументации Цзи Юня, считающего надежным лишь тот вывод, который подкреплен рядом доказательств, отчетливо ощутимо влияние его друга философа-просветителя Дай Чжэня (1724-1777)[114]. Школа Дай Чжэня подвергла суду разума классические тексты, отбросив окружающие их леса, которые на протяжении веков воздвигали все новые и новые комментаторы конфуцианских классиков.

«Кульминационный пункт конфуцианского канона, — писал Дай Чжэнь, — это Дао (Истина); оно выражено фразами; фразы состоят из слов; значит, сначала надо понять слова; поняв слова, мы узнаем смысл фраз; поняв фразы, мы по-стигаем Дао. Такова последовательность»[115]. В поисках верного понимания «слов» Дай Чжэнь искал «достоверных доказательств», для этого он использовал филологическую технику исследования; он не считал, что древнее происхождение той или иной концепции является доказательством ее авторитетности; обоснованным он считал лишь такое толкование слова или фразы, какое находило подтверждение в целом ряде случаев, в ряде текстов эпохи. Если интерпретация слова или фразы не основывается на таких доказательствах — она спекулятивна. Одно изолированное доказательство не давало, по мнению Дай Чжэня, точной научной интерпретации. То, чему нет противоположных доказательств, можно считать временной гипотезой, которую следует постепенно подкреплять новыми доказательствами. Но гипотезу Дай Чжэнь не признавал за окончательный результат научного исследования. Идея, которая в начале исследования может быть верна на 10%, нуждается в проверке до достижения полной уверенности в ее правильности