Замерзший - [73]

«Ты такой умный, — поет Эмма среди облаков. — Только слишком поздно. Очень, очень поздно».

Голос Бри доносится издалека:

— Грей, держи глаза открытыми.

Но Эмма превращается в девушку из туннелей Бурга. «Мои дети слишком маленькие, чтоб уме’еть, — говорит она. — Никто не п’осил тебя п’иводить Жнецов к нашей две’и».

Я моргаю — и она уже Ксавье, с отчетливой дырой в черепе. «Ты оттолкнул Эмму слишком сильно. Ты не думал, что она сделает это, и теперь смотри. Смотри!»

Но я не могу, и когда я не смотрю, появляется Джексон с рваной раной поперек шеи: «Ты союзник». И Бо говорит: «Я наконец высвободился, наконец-то стал свободен. Но все не должно было так закончиться».

Мир сжимается, сокращается, словно я вошел в тоннель. Рука Бри в моей руке. Я чувствую ее пальцы, в милях от меня, но сжимающие мои. Никаких слов, просто обнадеживающее пожатие. Мое зрение слегка восстанавливается, когда вертолет приземляется.

Как-то я оказываюсь вне машины, рука обернута вокруг шеи Бри. Мы двигаемся, но она делает большую часть работы. Впереди находится приземистое здание белого цвета. И женщина с темно-рыжими локонами бежит нас встречать.

Земля движется подо мной. Это происходит медленно, будто замирает время. Я поворачиваюсь к Бри, потому что хочу предупредить ее о том, что грядет, но я успеваю произнести только ее имя, прежде чем падаю в снег.

Я просыпаюсь в чужой постели, испытывая жажду и совершенно истощенный. Бри спит в кресле рядом со мной, одна рука лежит на матрасе возле меня, почти как если бы наши пальцы были сплетены, прежде чем она задремала.

Осмотрев помещение, понимаю, что мы в обыкновенном доме. Стены в спальне цвета грязного персика, на окнах шторы настолько тонкие, что первые лучи зари просвечиваются сквозь них. Рядом с кроватью находится тумбочка, стакан воды стоит на ее изношенной поверхности. Я беру воду и делаю несколько глотков. Жидкость попадает в мой желудок, который был пуст слишком долго.

Стиснув зубы, я сажусь и отодвигаю простыни. Моя штанина высоко отрезана со стороны моего раненого бедра, рану обработали и перевязали. Я поднимаюсь с кровати. Переносить вес на ноги не особо приятно, но я справляюсь.

До тех пор пока я не встаю, готовый к новой волне боли, я не замечаю, какой маленькой и беззащитной выглядит Бри. Я до этого не видел ее спящей, не в такой ясности, и теперь, когда утренний свет проливается на нее, все, что я могу видеть — это спокойная, умиротворенная девушка, с таким выражением лица, которое я обычно у нее не вижу. Лоб гладкий, поскольку она не хмурится и не морщинится. Ее брови выглядят элегантно, ее губы изящны. Все в ней становится мягче, когда она во сне. У меня такое впечатление, как будто я засвидетельствовал какую-то большую тайну, увидев ее нежную сторону, которую она никогда не показывает миру.

Она вздрагивает, делая маленький, крошечный вздох. Она собирается проснуться с ужасной болью в шее, если она останется в кресле, так что я поднимаю ее и переношу на кровать.

— Грей? — бормочет она. Она все еще спит, и мое имя произносится с оттенком паники, как будто ей снится кошмар. Она даже сейчас хмурится.

— Я здесь, — говорю я ей. — Я здесь и все хорошо.

Ее губы дергаются в улыбке, и ее лицо становится как прежде, будто сон стал спокойнее.

И в этот момент я забываю все, что она сказала мне под Бургом, потому что это то, чего я хочу: заставить ее страхи исчезнуть. Успокоить ее и просто быть рядом, когда она нуждается во мне. Всегда.

Я наблюдаю, как несколько белокурых прядей волос трепещут вместе с ритмом дыхания Бри. Я знаю, что я должен найти команду, но все, что я хочу сделать, это забраться в кровать. Я хочу заснуть, прижимая спину Бри к своей груди и обнимать ее своей рукой вокруг талии, потому что если мы будем вместе, то мы будем в порядке. Я знаю ее всего пять месяцев, но у меня такое впечатление, что намного больше. Я пропустил, когда она стала моей второй половинкой, и теперь мысль о преодолении шторма, бушующего вокруг нас, кажется даже невозможной, если мне придется делать это в одиночку. Честно говоря, мысль о том, чтобы ничего не бояться без нее кажется совершенно абсурдной.

Она была права. Насчет нас. Насчет того факт, что я боролся с этим. Почему она всегда должна быть права?

Я положил руку на ее плечо, но я не бужу ее. Я не знаю, как даже начать извиняться. «Я был неправ во всем… Я действительно нуждаюсь в тебе, в нас, в огне, в том, чтобы быть напуганным и поставленным под сомнения, и быть отвергнутым… Я был неправ, и я сожалею».

Ничего из этого не кажется достаточным.

Поэтому я целую ее в лоб, подтягиваю одеяло до ее подбородка и ухожу, чтобы найти остальных.

ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ЖЕНЩИНА ИЗ ЭМВЕСТА ждет, когда я выйду в коридор. Она представляется как Хайди и рассказывает мне, что раны Клиппера были обработаны, и что он и остальная часть команды еще спят. Я спрашиваю, могу ли я увидеть их, но она настаивает на том, что вначале Адам должен поговорить. Когда я настаиваю на своем, она бросает мне слова типа «срочно» и «обязательно», так что я, скрепя сердце, следую за ней.

Мы проходим через гостиную, заваленную книгами и заставленную мягкими диванами, кухню, которая пахнет теплым хлебом и супом, и спускаемся вниз по лестнице, прежде чем, наконец, приходим в большую комнату без окон. Она заставлена компьютерами и дисплеями и другими устройствами, с которыми, я уверен, Клиппер знает как обращаться с завязанными глазами. Адам стоит в центре комнаты спиной к нам и разговаривает с женщиной, которая, как я помню, бежала к нам, встречая вертолет, прежде чем я вырубился вчера вечером. Ее волосы связаны сзади, и ее покрытые веснушками щеки раскраснелись.