Антон Архангельский
БУНКЕР
Страшно, страшно, страшно. Это слово преследует меня каждый день, каждый долбаный новый день, черт бы его побрал. Ну-ка, расскажите мне о своих проблемах. Что там у вас? Денег не хватает на новый гаджет или может, начальник козёл. Да-да, каждый день думаю о том, какой мой начальник был козёл. Думаю, ежедневно в перерыве между залповым огнем «Града» и попытками скрыться от одичавших людоедов.
«Откуда людоеды?» — спросите вы. Что же, вопрос резонный. Тогда, ещё до войны, я любил страшилки. Потом страшилки стали явью. Вот уже семь лет идёт война. По всему миру ли? Не знаю. Это не вторая мировая — радио не работает, связи нет, спутниковое телевидение тоже, падлы, отключили. Разбомбили всё. Я не вижу войск регулярной армии, никто не присылает нам помощь, просто бомбят, просто, чтобы те, кто остался, уже сдохли, наконец. А что я? Я пару раз подумывал выскочить под обстрел с криками: «Э-ге-гей, вот он я!». Но эта мысль покидала меня почти сразу, потому, что появились стаи съехавшись с катушек каннибалов. Я видел много раз, как они ранили какого-нибудь нерадивого человечка и утаскивали в своё логово. А один раз видел, как они поджаривают его на костре — вот так, полуживого. Я помню, что ещё тогда, до войны, мне нравились истории про зомби — они меня завораживали. Так вот людоеды — страшнее зомби, и в отличие от зомби они реальны. А всё потому, что всё что могли сожрать — уже сожрали. Даже крысы прячутся от нас в самых далеких норах.
Мы нашли бункер почти сразу после начала бомбардировок — повезло. Было нас тогда пятнадцать человек. Пятнадцать человек на сундук мертвеца, в виде заброшенного бункера времен холодной войны. Сыро, промозгло, жрачки там и в помине не было — всё растащили после развала Союза. Я, конечно, при развале ещё под стол ходил пешком, но многое узнал стараниями родителей. А теперь их нет давно, и подруга моя сгинула на третью неделю с начала атак — зачахла и умерла. Кто-то говорил, что в бункере грибок какой-то был. Не знаю насчет грибка, но мы не выходили оттуда долго, надеясь, что скоро обстановка изменится, только по округе лазали, чтобы найти поесть. Один не вернулся, второй. И из пятнадцати человек скоро нас стало трое. А потом и вовсе я остался один.
Последний мой сосед по бункеру кинулся на меня с ножом после долгих дней голодовки — сожрать хотел. Пришлось разбить ему череп арматурой. Вот так просто. Мне не было жалко его, не мучала совесть. Я выволок его труп с ошметками головы на улицу и бросил там. Те самые соседи, что умерли не на вылазке, покоились рядом с бункером, а куда мне было их нести? Спустя семь лет, выползая из бункера за едой, я здороваюсь с их останками. Ну, а что? Мне не сложно — им приятно. Наверное. Когда поблизости нет стай людоедов, я охочусь на крыс в подвалах. Уж их повадки я выучил на отлично, за столько-то лет. А ещё в город раньше забредали волки из соседнего леса, с ошалевшими глазами, вот на них было охотиться куда приятней.
Тогда, ещё до войны, точнее, в первые её минуты, заметив в небе зарево несущихся к городу реактивных снарядов, я, чего греха таить, направился прямиком в охотничий магазин, забыв про всех и вся. Пока добрался до него — продавцов и след простыл, даже двери не закрыли. Набрал всё, что смог унести — ружьё, патроны, спальный мешок. На какой-то хрен прихватил даже удочку. Половить бы рыбы сейчас. Я чистой воды не видел очень давно. Хорошо, что перед бункером удалось соорудить что-то, вроде накопителя дождевой воды. Не уверен, что вода там всегда чистая, мало ли, что после стольких лет витает в воздухе. Но пока я был жив.
Сколько ещё так протяну? Сколько ещё буду слушать раскаты взрывов? Как долго ещё буду жрать крыс и ждать, что однажды это закончится. Как долго моё сознание будет рисовать на стенах темного бункера странные картины и являть мне призраков прошлого, заставляя меня нервно хихикать и стараться отодвинуть назад мысль о том, что я, быть может, сошел с ума. А может и умер вовсе, уже давно.
Назойливая трель будильника разбудила меня в 7:00, в понедельник. Я повернул голову. За окном белоснежным хлопьями валил снег, город просыпался, и в утренних сумерках уже шныряли первые машины. Мне подумалось, что в такую погоду не стоит охотиться на крыс, слишком видно меня будет на белом снегу и лучше остаться в бункере. Через мгновение остаток ночного морока прошел, и я усмехнулся — ну и приснится же. Я заварил себе кофе, закурил сигарету стоя на балконе, размышляя, какой же мой начальник, всё-таки, козёл.
