ДЕНЬ ЗА ДНЕМ НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ. Я никогда не думал, что такое может случиться. Я думал, что теперь-то мы что-то предпримем в сторону прогресса, двинемся на Таем, будем угрожать Франку. Но ничего. Совсем ничего. Нет никаких движений вперед или я их не вижу. Мы затянуты в рутину, в которой комфортно себя чувствуем. Мы позволяем нашим дням протекать в таком ритме, как будто у нас слишком много свободного времени.
Я выражал недовольство — сначала вежливо, потом без обиняков. Они постоянно твердят одно и то же: «Мы планируем. Планирование занимает много времени». Насколько я понимаю, чем дольше мы сидим на месте, тем больше преимуществ мы даем Франку.
— Я опять сегодня завел этот разговор, — рассказываю я Блейну. — Это просто смешно. Мы должны быть там, делать что-то. А не заниматься посевом урожая.
Он прекращает рыхление почвы, которую он только что обрабатывал, и облокачивается на ручку граблей.
— Ты просто подливаешь масла в огонь.
— Может быть это надо поджечь.
Он понимающе вскидывает брови, затем потягивается и достает руками до серого, сегментированного участка теплицы. Теплица с этими разделениями похожа на гигантскую мокрицу. Стерильную. Непривлекательную. Гул искусственного света заполняет пространство между нами.
— Прошло уже два месяца, — говорю я, — а все, что мы делаем — это сидим на нескольких собраниях и выдергиваем сорняки.
— И что, как тебе кажется, мы должны делать? Вломиться к Франку? Постучаться и спросить, не желает ли он покинуть свой пост и не позволит ли он кому-то взять узды правления в свои руки?
— Это было бы лучше, чем ничего не делать.
— Это было бы опрометчиво. — Он возвращается к рыхлению почвы. — И смертельно опасно.
— Черт, Блейн. Его Орден только крепнет, пока мы здесь сидим. Приготавливается, пока Адам и Элия придумают что-нибудь с Виком. Я готов украсть винтовку из магазина и собрать свою собственную команду, чтобы отправиться на восток.
— Я не помню, чтобы ты был таким кровожадным.
— И я не помню, чтобы ты был таким довольным от ничего неделания. Чтобы позволял всем остальным принимать решения за тебя. Особенно важные. Разве ты не скучаешь по Кейл?
— Конечно, скучаю.
— Ну ты, возможно, дурачишь меня.
Блейн не клюнет на приманку по поводу его дочери. Не огрызается, не кричит или даже не дает мне хороший пинок. Он просто хмурится.
— Ты все еще хочешь поговорить об этом?
— О чем?
— Что бы ни случилось во время миссии с Па, это вызвало отчуждение между нами.
Я улавливаю краем глаза Сэмми и Бри. Они работают через два ряда от нас и оба остановились, подняв головы из-за моего повышенного тона.
— Здесь не о чем разговаривать, — бормочу я Блейну и возвращаю свое внимание к почве.
Он не спорит. По крайней мере, его ненависть к конфронтации остается неизменной.
Кажется, это единственное, на что я могу рассчитывать в эти дни.
У нас было все хорошо первые несколько недель после нашей встречи у Сильвии — в убежище Экспатов к западу от границы — мы были ослеплены радостью оказаться вместе спустя столько времени врозь. Потом начались трения. Неловкие молчания. Моменты, когда я понял, что понятия не имею, о чем он думает. Ситуации, где мне нужна была его поддержка, а он меня не поддержал. Подобных той, как с этим срывом из-за бездействия. Мы так хорошо можем понять настроение друг друга и даже если мы не всегда согласны с чем-либо, мы все понимаем. Как бывает только у братьев — близнецов. Но теперь я иногда ловлю на себе его взгляд — брови приподняты в недоумении, губы скривились — что больше похоже на то, что он меня не узнает. За то время, что прошло между моим отъездом из Долины Расселин и нашей встречей, что-то изменилось. Что-то радикальное.
Мне, наверное, не стоит так удивляться. Да и как бы меня мог понять Блейн? Он не видел, как застрелили Па и как он ушел под воду вместе с «Кэтрин». Ему не пришлось убивать Копию собственного родного брата или смотреть на то, как его друзья умирают вокруг него. Он не просыпается каждое утро, зная, что половина смертей Группы А на его счету из-за его решения о союзе с Экспатами.
Неудивительно, что мне сейчас комфортно с Сэмми. И с Бри. Всегда с Бри, хотя она такая же обходительная, как кирпичная стена, с того момента как мы покинули Сильвию и двинулись в Пайк. Они все-таки понимают меня, потому что они прошли через все это вместе со мной.
Они знают истинные масштабы безжалостности Франка, и что Копия может быть беспощадной и хитрой. Это стало практически частью нас, те ужасы. Это как быть свидетелем того, как они заползает тебе под кожу и впиявливаются в твою душу.
Образ Эммы, какой я видел ее в последний раз, мелькает в моем мозгу — ее Копии с суженными глазами и с пистолетом, прижатым к затылку Ксавье. Франк все-таки получил ее — ее настоящую. В его руках Эмма и Клейсут под его ладонью. Мод и Картер, и Кейл. Кейл с ее белокурыми локонами, маленьким носиком и пухлыми пальцами. Я не думаю, что я ценил, как это здорово быть ее дядей, пока между нами не появилось расстояние.
Я вспахиваю землю под ногами. Жесткий кусок почвы крошится на мелкие частицы.
Связь между Блейном и мной не полностью разорвана, потому что он чувствует мое настроение.
