Заложники страсти - [81]

– Это пудинг с бренди и пирог с ягодами по рецепту миледи, – объявила она.

Доев последний кусок, Диллон откинулся назад, довольный и счастливый.

– Вы превзошли себя, мистрис Маккэллум, – промолвил он.

– Благодарю вас, милорд. – В неожиданном порыве чувств домоправительница схватила руку Леоноры и сжала ее своими пухлыми пальцами. – Благодарю также и вас, миледи. Не только за рецепты, но и за то, что вы спасли нашу дорогую Флэйм.

Когда мистрис Маккэллум, переваливаясь, направилась прочь, Леонора постаралась проглотить непонятный ком в горле, который грозил задушить ее. Что же такое с ней случилось, если она испытывает подобное волнение из-за самой обычной трапезы и нескольких добрых слов?

– Мы приготовили развлечения, чтобы как следует отпраздновать твое возвращение домой, Диллон, – гордо объявил Кэмюс.

И Леоноре, и Диллону пришлось подавить готовый сорваться с их уст стон отчаяния.

Сжав руку Леоноры, Диллон посмотрел ей в глаза. Хотя им обоим сейчас страстно хотелось поскорее вырваться из этого шума и укрыться в объятиях друг друга, они не могли столь жестоко обидеть чувства тех, кто так старательно трудился, чтобы их возвращение домой стало настоящим праздником. Придется им потерпеть еще немного и стараться не думать о блаженстве, которое их ожидает.

Когда убрали посуду, на стол, за которым сидел Диллон, вскочил жонглер и принялся подбрасывать и ловить сверкающие ножи, острые как бритва, мечи и даже несколько горящих факелов. Леонору так заворожило его умение, что несколько раз она хватала руку Диллона и указывала ему на мастерство жонглера, чем вызвала немалое удовольствие среди присутствующих. В свою очередь Диллон привлек ее к себе и нашептывал ей на ухо слова, от которых она краснела и смеялась. Казалось, оба они уже не пытаются скрыть от окружающих свои чувства.

Когда жонглер закончил свое выступление, вперед вышел менестрель, сопровождавший пение игрой на лютне. Его баллады, в которых рассказывалось о доблестных воинах и о покинутых ими прекрасных женщинах, о храбрых рыцарях и прелестных дамах, о рождении и смерти и – чаще всего – о неразделенной любви, заставили женщин вздыхать, а мужчин выше поднимать полные эля кружки, осушая их.

Диллон и Леонора притихли, но взгляды, которыми они обменивались, с каждой новой песней становились все более красноречивыми. Когда, наконец, менестрель закончил последнюю балладу, Диллон старательно зевнул.

– Боюсь, друзья мои, что путешествие слишком утомило меня. Желаю всем вам спокойной ночи.

Рука Леоноры покоилась на его локте. Диллон так торопился поскорее удалиться из зала, что почти перешел на бег.

Оставшийся за столом отец Ансельм наблюдал, как они удалялись, и морщины избороздили его лоб.

– На сей раз, Господи, – прошептал священник, – я боюсь, что Диллон Кэмпбелл выбрал слишком крутую дорогу.

Еще недавно жарко пылавшее пламя камина догорело, и лишь тлеющие угли освещали комнату подобно огненным звездам. На столе у стены стояли два наполовину осушенных кубка. Аметистовое платье, поспешно сброшенное на ходу, распласталось на полу, словно увядший цветок. Неподалеку валялись сапоги и торопливо скинутая мужская одежда.

Влюбленные лежали на постели, переплетясь руками и ногами, утомленные ласками, продолжая парить на крыльях неземного блаженства.

Леонора прижалась к Диллону еще плотнее, касаясь губами тонкой ниточки пульса у основания его шеи. Она услышала, как он резко задержал дыхание, и в который раз удивилась своей власти над ним.

– Неужели я смогу всю жизнь заставлять твое сердце стучать сильнее, Диллон? Или, может быть, ты устанешь от меня и начнешь искать другую?

Он обхватил ее лицо ладонями и поцеловал с такой страстью, что Леонора почувствовала, что ее собственное сердце вот-вот перестанет биться.

– Не говори так даже в шутку. – Его голос прозвучал резче, чем ему хотелось. – Я никогда не полюблю другую женщину, Леонора. Что бы ни случилось, знай, что мое сердце навеки отдано тебе.

– Ты говоришь так серьезно, любимый. – Она поцеловала его, а затем немного отстранилась, пытаясь рассмотреть в темноте его глаза. – Почему ты вдруг заговорил столь торжественно?

Он глубоко вдохнул, стараясь унять биение сердца, и тихо ответил:

– Я собирался дождаться утра и лишь тогда сообщить тебе новость.

– Новость?

– Дабы показать юному Руперту, что он не потерял моего расположения, я дал ему одно крайне серьезное поручение.

– Руперту? – Леонора вдруг вспомнила, что не видела юношу за ужином. Но тогда она была столь поглощена любовью, так недавно озарившей ее жизнь своим лучезарным светом, что ничего не замечала – О каком серьезном поручении ты говоришь?

– Я отправил Руперта с посланием к твоему отцу.

– К… моему отцу? – Она почувствовала, как вдруг стали влажными ее ладони. Удары сердца отдавались в ушах барабанной дробью.

– В этом послании я заверяю его, что с тобой все в порядке. И сообщаю также, что ты будешь без промедления возвращена в его любящие объятия.

– Возвращена… – Сердце ее затрепетало. – Но почему, Диллон?

Его руки крепче обняли ее, словно желая подготовить к предстоящей разлуке.

– Потому, что я люблю тебя, Леонора. И потому, что вернуть тебя – это единственное, что я, как человек чести, могу сейчас сделать.