Заложник - [15]

Когда Траурная церемония подходит к концу и костер затухает, солнце уже давно зашло. Люди начинают расходиться домой. Саша находит нас и забирает Кейл, а затем приглашает нас что-нибудь выпить вместе. Мы принимаем приглашение, так как подавлены этим вечером. Саша укладывает Кейл спать, приносит кувшин пива и ставит три больших кружки. После нескольких кругов в «Правда или ложь» мы забываем о траурной церемонии и хихикаем навеселе.

— То, что ты подпалила свои волосы, когда во время назначения пыталась затушить свечи. Это ложь, — предполагает Эмма, обращаясь к Саше.

— Ни в коем случае, — вмешиваюсь я. — Я считаю, что это история, что в детстве ты так наелась клубники, что целую неделю болела. Я знаю, что ты ненавидишь ягоды и никогда их не ешь.

Саша тихо смеется.

— Вы оба заблуждаетесь. Я ненавижу ягоды из-за детской болезни, и вовремя моего первого назначения сожгла половину своих волос.

Эмма и я удивленно стонем.

— И что же тогда была ложь? — спрашивает Эмма.

— Что я не могу лазить по деревьям. Я знаю, что не очень-то спортивная, но на дерево могу забраться на дерево легко.

Эмма и я обмениваемся сомневающимися взглядами.

— Ох, успокойтесь вы оба. Я покажу вам, когда на улице будет, не так темно… и не после такого количества пива. Давайте пейте, — мы слушаемся и опустошаем наши кружки.

Мы с Эммой почему-то плохо играем в эту игру, а Саша, чья кружка еще наполовину полная, очень хорошая обманщица. Мы играем еще пару кругов, во время которых я узнаю, что у Эммы огромный страх перед родами. Кровь и кишки ее не пугают, но появление человека на свет пугает ее до смерти. А Саша сообщает, что она полная катастрофа как повар, несмотря на то, что продает приправу на рынке. Когда Эмма и я выходим от Саши, наши головы кружатся, и дорога домой, после стольких кружек пива, кажется гораздо сложнее.

Я провожаю Эмму домой. Мы оба идем зигзагом по грунтовой дороге, как сухие листья на ветру. Эмма напевает что-то под нос и кружится, вытянув руки в стороны. Когда она закидывает голову, чтобы посмотреть на звезды, спотыкается и ударяется коленом об каменную лестницу, которая ведет к ее дому.

— Посмотри, у меня идет кровь! — объявляет она почти весело. Нет ничего радостного в том, что она поранилась, но я все равно улыбаюсь.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я и осматриваю кровь на ее колене.

Она кивает.

— Хм… Совсем не больно.

Удивительно, что пиво делает с некоторыми, кружит голову и приглушает чувство самосохранения.

— Давай, — говорю я и протягиваю ей руку, чтобы помочь.

Она легче, чем кажется, так что я нечаянно притягиваю ее к груди. Она стоит здесь, руки лежат на моей груди, и смотрит на меня. Кажется, что все вокруг кружится, все, кроме нее. Это от пива, или ее мир не кружится? Я беру ее руки и обдумываю, должен ли что-то сделать. Но мы просто стоим, переплетя пальцы, и смотрим друг другу в глаза. Где-то хлопает дверь, и мы отрываемся друг от друга.

— Н-да, — говорит Эмма и убирает прядь волос за ухо. — Увидимся утром? Встретимся в больнице?

— Конечно, если мы оба этого хотим.

— Все в порядке.

Она дарит мне ухмылку, еще один вид улыбки, который я не могу понять. Она кажется растерянной и счастливой одновременно. А затем проскальзывает в дом и закрывает дверь, прежде чем я успеваю пожелать ей доброй ночи.

Глава 8

Следующим утром я просыпаюсь с похмелья и очень слабым. В висках стучит, и во рту пересохло. Постанывая, вылезаю из кровати. Я съедаю немного хлеба, который еле удерживается внутри. Наконец я оставляю попытки что-нибудь съесть и брызгаю водой в лицо. Я сижу за столом, голова на деревянной столешнице, глаза закрыты.

Сделает ли она вид, что ничего не случилось? Вспомнит ли она вообще о той секунде, когда явные чувства проскочили между нами? Я это помню, но, возможно, вся эта магия только в моей голове. Скорее всего, алкоголь ввел меня в заблуждение. Или я чувствую что-то, потому что всегда смотрю на все через чувства. Без чувств я не знаю, что должно меня остановить. Так или иначе, могло ли вчера случиться что-то большее, если бы не хлопнула эта дверь?

Возможно, даже хорошо, что ничего не случилось. Детали и без того затуманились, и границы между реальностью и фантазией утонули в темных уголках моего расстроенного с похмелья мозга. Я охотно вспоминаю время, проведенное с Эммой. И мне нравится, что мои воспоминания настоящие и правдивые. У пива есть одна особенность — превращать все в слепящую иллюзию.

После очередной успешной попытки съесть хлеб я надеваю чистую одежду и иду на улицу. Я подходу к больнице, где нет никого, кроме Эммы. Она находится в задней части комнаты и проверяет высокие стеллажи, которые вмещали сотни пергаментов.

— Доброе утро, — ободряюще кричит она, сияя.

Видимо пиво не подействовало на нее как на меня, разрушая действительность.

— Доброе утро.

Я опускаюсь на стул и потираю виски. Она протягивает мне отврати-тельно пахнущий пучок трав, который выглядит так, как будто состоит только из сорняков.

— Это поможет от головной боли. Моя прошла.

Значит, она все-таки чувствовала себя плохо утром. На вкус трава еще хуже, чем выглядит, но я заставляю себя ее проглотить, и через пару минут головная боль, в самом деле, проходит. По-видимому, я выгляжу гораздо лучше, потому что Эмма плюхается на стул, который стоит напротив меня, и бросает мне один свиток.