Заложник - [14]

— Конечно, — говорит она и поворачивается набок, чтобы смотреть прямо на меня. — Но эта информация не разглашается.

— Послушай, Эмма, мне нужно хотя бы взглянуть на эти бумаги. Это всего на пару минут.

— Какие бумаги?

— Моей матери.

— Это она что-то скрывала от тебя?

— Да. Она и Блейн.

Я знаю, что могу доверять Эмме, поэтому вытаскиваю из сумки пись-мо, которое преследует меня последние дни, и протягиваю ей. Ее мысли где-то далеко, пока она внимательно читает, и когда дочитывает, переворачивает лист в поисках продолжения.

— Где остальное? — спрашивает она.

— Не знаю.

— В ее бумагах этого нет, я могу сказать тебе точно.

— Но, возможно, мы найдем какой-нибудь намек.

Я беру письмо, складываю и убираю назад в сумку. Чувствую, что между глаз начинает появляться боль и пощипывание во внутренней части носа.

— Я, правда, не думаю, что мы что-то найдем, — говорит Эмма и садится.

— Все равно мы должны попробовать. Я должен знать, о чем она там пишет, иначе я потеряю еще и рассудок.

— Понимаю. Рано утром у моей матери осмотр на дому, и мы можем посмотреть, но надо все делать быстро.

— Спасибо, Эмма.

Она встает и протягивает руку.

— Нам нужно вернуться назад. Сегодня вечером церемония для Мохассита, и банкет скоро начнется.

— Ах. Я совсем забыл.

Еще один юноша, которому исполняется восемнадцать, еще одна жизнь будет потеряна. Я не друг Мохассита, но я хорошо его знаю по рынку. Он работает на полях, пасет коров и овец. Мохассит худой и болезненный, он болеет чаще, чем другие в Клейсуте. Ему не везло с самого начала, и все равно он смог все преодолеть. К сожалению, я знаю, что предстоящее сегодня он не преодолеет.

Мы собираем наши вещи и идем назад в город. Когда мы добираемся до моего дома, солнце уже клонится к закату. В то время как мы приближаемся к колоколу Совета, становится ясно, что что-то не так. Люди как обычно собрались, но в группе царит молчание. Никто не сидит у огня и не наслаждается едой. Вместо этого все стоят там как вросшие и смотрят вниз туда, где заканчивается охотничья тропа. Эмма и я следуем за их взглядом и застываем.

Двое подростков идут из леса с носилками. На них лежит черное обугленное тело того, чье лицо сожжено до неузнаваемости. Но мягкое, тощее тело, без сомнения, того, кто сегодня испытал счастье за Стеной. Вероятно, он не появился к банкету, и тогда послали поисковую группу. И она нашла его где-то у подножия Стены, там, где появлялись и остальные, кто пытался перебраться через Стену. Мертвые. Сегодня начнется не Похищение, а траурная церемония.

Глава 7

Проходит немного времени, и начинается траурный праздник. Мод разжигает костер, и юноши, которые принесли тело, один из них брат младший брат Мохассита, положили тело в огонь. Эмма стоит рядом со мной, взяв под руку слева. Саша должна быть где-то рядом, так как Кейл нашла нас в толпе и взбирается по другой моей руке. Я прижимаю ее к груди, и она утыкается лицом мне в шею. Люди опускают головы. Друзья и члены семьи плачут. Когда встает Мод, замолкают все.

— Почтим минутой молчания Мохассита, — торжественно выкрикивает Мод, — который накануне своего восемнадцатого дня рождения погиб за Стеной.

Я склоняю голову, но молчание не наступает. Один голос прорывается через толпу.

— Его убило Похищение! — истерично кричит кто-то. — Не Стена убила его, а Похищение!

Силуэт появляется рядом с колоколом. Это мать Мохассита. Она еще меньше и слабее, чем был ее сын, и утопает в своей коричневой тунике.

— Может, его и убила Стена, но виной всему является Похищение, — добавляет она. — Они все. Исчезли они, сбежали и погибли, мы теряем их из-за этого проклятого Похищения. Я проклинаю Похищение и это место, потому что оно забирает наших юношей. Я ненавижу это место. Я ненавижу!

Она просто расползается. Она выталкивает из себя слова в паническом крике вперемешку с икотой, затем оседает на землю и дрожит как ребенок, пока ее живой сын не берет ее на руки, будто бы он и есть мать, и не утешает ее. Эмма прячет лицо на моем плече. Мой рукав намокает, и я понимаю, что она плачет.

— Смерть — часть жизни, точно так же и Похищение является ее частью, — объясняет Мод. — Возможно, мы этого не понимаем, находим это неправильным. Но если мы проклинаем место, которое называем домом, мы не сможем жить в мире с нашим образом жизни, и воспоминаниями о тех, кто покинул нас. Мы хотим помнить о Мохассите и о радости, которую он подарил нам.

Мама Мохассита торопливо кивает. Ее сын все еще обнимает ее.

— Минута молчания, — говорит Мод, и на этот раз собравшиеся опускают головы в молчании.

Затем люди выходят вперед, чтобы сказать несколько слов о Мохассите: воспоминания, слова благодарности, о том, что им будет его не хватать. Кейл между тем засыпает, а моя рука немеет. Мне нужно пересадить ее на другую руку, и для этого мне приходится потревожить Эмму. Она вытирает слезы, улыбается мне и проводит рукой по белокурым локонам Кейл. Это так странно, стоять здесь втроем. Почти красиво. Почти как семья. Я спрашиваю себя: если бы мы жили другой жизнью, в другом месте, где нет Похищения, может быть, я даже захотел бы стать отцом?