Залив в Ницце - [9]
Петр. Не знаю, никогда не слышал.
Валентина. Вот видите. А теперь уже трудно что-либо выяснить.
Петр. Это было в Париже?
Валентина. Да, в Париже. Париж и Ленинград — это все, что я видела в своей жизни.
Петр выдерживает паузу.
Петр. Вы, наверное, с разными знаменитостями встречались.
Валентина. Ну что вы. Ничего такого не было. Да мне это было и неинтересно. Хотя однажды меня позвали на вечеринку, где должен был быть Форд Мэдокс Форд.
Петр. Это писатель? Ну, вот видите!
Валентина. Я о нем слышала только потому, что говорили, будто из всех современных писателей он моется реже всех. Поэтому я не пошла. (Она качает головой). Никто не понимает. Даже малейшего представления не имеет, как нам жилось. Мы были очень бедны. Ничего не могли себе позволить. Да, в нашей школе собралась занятная публика! Все как один без гроша. Венгры, один китаец, несколько американцев. Хотя нет, у американцев деньги водились, но больше ни у кого. Один мальчик даже собрался подработать натурщиком, хотя сам был одним из нас. Но ему очень деньги были нужны, вот он и решил, почему бы не попробовать? Мы и так целыми днями видели перед собой обнаженных мужчин и женщин. Он говорил: «Вы же из-за них не смущаетесь. Люди приходят, снимают одежду — и все. А я почему не могу? Дайте мне заработать!» Но мы устроили собрание, мы были категорически против. Это было бы словно какую-то черту переступить. (Она глубоко задумывается; пауза.) Обнаженный незнакомец — это одно дело. А один из нас — совсем другое. Это было бы неправильно.
Петр уважительно выжидает.
Петр. Это была художественная школа?
Валентина. Школа живописи при монастыре Cвятого Сердца Христова. На бульваре Инвалидов.
Петр. А кто у вас преподавал?
Валентина. Человек, говоривший, что хочет превратить своих агнцев во львов.
Петр. Это кто же?
Валентина. Анри Матисс.
Пауза.
Петр. Матисс?
Валентина. Да.
Петр. Вы имеете в виду — тот Матисс?
Валентина. Я так и сказала — Матисс.
Петр. Да, да, я понял.
Валентина. А почему вы так удивились? Вы что, его поклонник?
Петр. Только подумать, он был тогда жив! И был вашим учителем! Звучит просто невероятно.
Валентина. И, тем не менее, это факт.
Петр. Я не знал, что он преподавал.
Валентина. Всего три года.
Петр. А потом?
Она оборачивается и смотрит на него.
Валентина. А потом перестал.
Петр на мгновение опускает глаза.
Петр. То есть… ну, вы ведь понимаете, я же не разбираюсь. Искусство и все такое. Но я видел несколько его картин. Он что, решил, что преподавать живопись бессмысленно?
Валентина. Откуда же мне знать? Он учил нас правилам, в которые сам верил. Не тем, что были в эпоху Возрождения, — он был категорически против них. И Леонардо он не любил из-за всех этих его пропорций и измерений. Он говорил, что именно тогда в живописи все пошло «не так». Когда все стали просто одержимы пропорциями и тем, как что устроено. Но ведь это совсем неважно. Мы не станем лучше видеть благодаря циркулю. (Улыбается). Конечно, правила всегда были, и Матисс придерживался классических правил — этого-то никто так и не понял. В современной живописи ему не нравилось, когда особо выделялась какая-то одна деталь: нос, или нога, или грудь. Он ненавидел такое искажение форм и говорил, что всегда надо стараться передавать объект полностью. Запоминать свое первое впечатление и придерживаться его. Находить равновесие между природой и собственным взглядом. И не позволять своему видению объекта разрушать его гармонию. Что бы он ни делал — все имело свой особый смысл. Но, откровенно говоря, этого никто не замечал, к сожалению. В Париже стены были исписаны обличительными лозунгами: «Матисс — хуже абсента!» «Матисс сводит людей с ума!» А при личной встрече он оказывался похож на немецкого школьного учителя в маленьких очечках в золотой оправе.
Петр. Я видел его рисунки, где он сам себя рисовал. Мне понравилось, как он в зеркале отражается, когда рисует голую модель.
Валентина. Да, они очень забавны.
Пауза.
А его работа с цветом?..У него такие поразительные цвета. Говорят: а почему тут лицо синее? Модерн, наверное. Но это не так. Каждый цвет зависит от того, что находится рядом. Один тон — это просто цвет. А два тона — это уже аккорд, гамма; это — жизнь. (Ненадолго отворачивается, погруженная в свои мысли). То же самое с человеческим телом. Ни одна линия не существует сама по себе. Объем можно создать только из совокупности линий. Матисс говорил, что на человека нужно смотреть глазами архитектора. Ноги — это мост. Руки — будто жернова из глины. Предплечья — канаты; их можно так же завязывать и перекручивать. Когда рисуешь голову, никогда не забывать про уши. Все части должны быть подогнаны друг к другу. Они все очень разные, но только из их совокупности создается целостная картина. Дерево похоже на человеческое тело. А тело — на храм. (Улыбается). У него всегда были очень красивые натурщицы. Порой он работал с одной и той же по несколько лет. Никто не умел рисовать тело лучше него! Линии женского живота… укромные уголки… несколько завитков… Да, он умел заставить думать о постели! И в то же время, по его собственным словам, во время работы он раздевал и одевал женщин так, будто просто переставлял цветы в вазе.
Пьеса Дэвида Хэйра «Голубая комната» — парафраз пьесы австрийского драматурга Артура Шницлера «Любовный хоровод» была написана в начале XX века. Первыми эту пьесу увидели в Лондоне в 1998 году в театре «Донмар Уэйрхаус». Несмотря на легкость сюжета и комичность некоторых сцен, она обнажает всем известную сегодня проблему отчужденности. «Голубая комната» — это пьеса об одиноких в большом городе мужчинах и женщинах. О тех, кто в поисках глубоких чувств, пресыщается легкой добычей и теряет вкус к настоящей жизни.
«Дыхание жизни» — пьеса «на двоих», для двух актрис «за пятьдесят», имея в виду, что молодость, о которой они вспоминают в наши дни, пришлась на конец 60-х. Одна приезжает в гости к другой, которая теперь в уединении живет на острове. Приезжает, чтобы поговорить о мужчине своей жизни. Который был у них один на двоих. То есть это разговор о мужчине их жизни, при том, что одна, если верить ее словам, никогда ему не изменяла, он был для нее — единственным, а молодость другой прошла в радостях молодежного протеста, то есть в вольных американских и английских компаниях, где нравы, известно, не были строгими.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Когда я убеждал себя в том, что мне нечего терять, я и помыслить не мог, что что-то всё-таки осталось. Большое и незримое, что не давало мне перешагнуть черту. Человечность. Это было она. Но сегодня я и её лишился. Лишился подле того, кому она вовсе не была знакома. Должно ли это меня успокоить? Успокоить, когда за стенкой лежат двое моих друзей в "черном тюльпане", ещё утром ходившие по этой земле. Война. Я в полной мере осознал, что у этого слова был солоноватый привкус железа. И бешеная боль потери и безысходности. Понимание собственного бессилия, когда на твоих глазах убивают невинных ребят. И лучшее, что ты можешь сделать — убить в ответ.
Категория: джен, Рейтинг: PG-13, Размер: Мини, Саммари: Пит подумал, что будет, если Тони его найдёт. Что он вообще сделает, когда поймёт, что подопечный попросту сбежал? Будет ли просить полицейских его найти или с облегчением вздохнёт, обрадованный тем, что теперь больше времени может посвятить Рири? В последнее очень не хотелось верить, Питер хотел, чтобы их разговор о его проступке состоялся, хотел всё ещё что-то значить для Старка, даже если совсем немного.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.
«Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека; это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..».
Материал для драмы «Принц Фридрих Гомбургский» Клейст почерпнул из отечественной истории. В центре ее стоят события битвы при Фербеллине (1675), во многом определившие дальнейшую судьбу Германии. Клейст, как обычно, весьма свободно обошелся с этим историческим эпизодом, многое примыслив и совершенно изменив образ главного героя. Истерический Фридрих Гомбургский весьма мало походил на романтически влюбленного юношу, каким изобразил его драматург.Примечания А. Левинтона.Иллюстрации Б. Свешникова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.