Закрытая книга - [47]

Вы меня слушаете, Джон?

— Конечно.

— Мне на минуту показалось, что вы перестали печатать.

— Я все время печатаю.

— Хорошо. Тогда продолжу. Я сказал про новый абзац?

— Да.

— «Следовательно, и читатель, и слепец целиком полагаются на точность и правдивость» — подчеркните «правдивость».

— Вы имеете в виду выделить курсивом?

— Да. Диктую дальше. «Точность и правдивость информации, получаемой, соответственно, от писателя и нанятого компаньона. Если же, однако, либо данный писатель, либо данный нанятый компаньон окажется не совсем надежным, тогда оба они, и читатель и слепец, остаются в полном неведении относительно происходящего». Джон?

— Да?

— Вы это действительно набираете?

— Да, да. Продолжайте.

— Выходит, я глохну. Или же вы научились печатать почти бесшумно.

Хорошо, я продолжаю. «Вопрос этот отнюдь не чисто теоретический, представляющий интерес лишь для критиков и ученых. Возможно, следующее покажется вам причудливым парадоксом, но писатель способен лгать» — выделите «лгать» — «писатель способен лгать в своем художественном произведении» — двоеточие, — «примеров тому тьма, особенно в нынешнюю постмодернистскую эпоху. Впрочем, здесь моя аналогия с положением слепца терпит крах — так, во всяком случае, мне представляется. Конечно, трудно… трудно было бы… очень трудно было бы… вообразить себе, чтобы компаньон, о котором я говорил выше, намеренно решил лгать» — выделите «лгать» — «намеренно решил лгать слепому о происходящем в окружающем их мире — ведь ему положено, и, без сомнения, за кругленькую сумму, именно это и описывать. Что прикажете думать о…»

Так, Джон, уж теперь-то вы точно не набираете. Я же слышу. Вернее сказать, не слышу. Не слышу, чтобы вы что-то печатали.

Что случилось? Пальцы отшибли?

— Знаете, Пол, порой вы действуете удивительно топорно.

— Неужели?

— Я хочу сказать, для выдающегося писателя, обладателя Букеровской премии, звания Великого Старца английской литературы и прочей чепухи, вы пользуетесь на редкость грубыми приемами.

— А вы, Джон Райдер, очень грубый противник.

Можно узнать, почему вы смеетесь?

— Я смеюсь потому, что нашел наконец идеальное название для вашей книги. «Обман слепца». Впрочем, вам скорее всего не понравится. Слишком напоминает Джеффри Арчера.

— Ну вы и наглец, скажу я вам.

— Неужели?

— Да, наглый ублюдок.

— И почему же?

— Да ведь то, что я вам надиктовал… Вам не пришло в голову, что все это — плод моих долгих, взвешенных размышлений о некоторых фундаментальных принципах, определяющих теорию и практику литературного творчества?

— Нет, не пришло.

— Не пришло. Вы немедленно, немедленно заключили, что это имеет отношение к… к… к явной напряженности между нами. И не только. Без каких-либо иных доказательств, без намека на улики вы сразу же выдали себя с головой. Я это называю наглостью.

— К чему попусту терять время?

— А ведь вы, быть может, поспешили себя выдать.

— Я прекрасно знал, что абсолютно ничего не выдаю. Я вас отлично изучил. Хотя, просто любопытства ради, скажите, Пол, кто или что навело вас на след?

— Я говорил с Эндрю.

— С кем?

— С Эндрю Боулзом. Моим агентом. Я позвонил ему, когда вы были в Чиппинг-Кэмпдене.

— А-а. Понятно. И он…

— Я, естественно, стал расспрашивать о его кругосветном путешествии…

— Ясно. Ясно. Ну, тут я и правда свалял дурака. Просто не мог предположить, что вы сумеете воспользоваться телефоном. Стало быть, вы ему про меня рассказали, да?

— Вообще-то нет. Не рассказывал. Мог бы, но почему-то не стал. Вероятно, потому, что не понимал… да и сейчас не понимаю, из-за чего весь этот сыр-бор.

— «Следовало бы», Пол, а не «мог бы».

— Что?

— Вам следовало бы рассказать ему про меня, действительно надо было. Забавно. Мне почти жаль вас.

— Вот как? И почему же?

— Потому что теперь вам уже поздно что бы то ни было предпринимать.

— Кто вы, Джон Райдер?

— Кто я? Ну, наконец; я ведь целый месяц ждал, что вы зададите мне этот вопрос.

— Не понимаю.

— Неужто?

— А может быть, понимаю. Может быть, начинаю догадываться.

Так вы все-таки человек не случайный, да?

Я хочу сказать, вы — кто-то, кого я знаю?

Кто-то, кого я знаю гораздо дольше, чем месяц?

Ну? Так, что ли?

Ответьте же, ради бога!

— Да, Пол, я — кто-то, кого вы знаете.

— Кто-то, кого я знаю. Или кого знавал когда-то в прошлом?

— Мир тесен, Пол. Особенно если вы слепы.

— Ладно. Хорошо. Я твердо намерен сохранять полное спокойствие. Пусть я слеп, но я по-прежнему не утратил дара речи и способности мыслить. Мы же можем поговорить, не так ли?

Да. Да, вы правы, Джон. Что-то здесь происходит, а что — не могу до конца взять в толк. Но подозреваю… словом, подозреваю, что вы за что-то держите на меня зуб. Верно?

Если дело в этом, Джон, если дело действительно в этом, то мы можем это обсудить. Всегда можно это обсудить. Вы ведь можете рассказать мне, что… что я сделал, если я и впрямь что-то сделал, и мы это обговорим, да, Джон?

Скажите же что-нибудь! Хотя бы слово!

— Да, Пол. Мы поговорим. Вернее, говорить буду я, а вы будете сидеть и слушать.

— Я предпочел бы постоять, если вы не возражаете.

— Сядешь как миленький, старый хрен. Сядь, а не то я тебя вколочу в это кресло силой!