Законы войны - [32]

Суть трибунала в следующем: я, как командующий операцией — должен представить на разбор все материалы. Доклад по моей операции — делает специальный докладчик из Морского Министерства, обычно из Академии имени Колчака, хотя бывает, что за это дело берутся и практики — после чего мне предоставят возможность внести свои замечания и свои трактовки произошедшего. Трибунал ad hoc[23] — рассматривает материалы и выносит суждение по операции. Где были допущены ошибки, какие действия были правильными, какие — могут считаться новым тактическим приемом и на основании этого должны быть дополнительно изучены Академией. На трибунале — присутствуют офицеры, проходящие обучение в Академии — но без права голоса. Их задача — внимательно смотреть, слушать, и конспектировать — это считается учебным занятием и эта операция — может быть разобрана еще не раз на практических занятиях.

Конкретно в этом случае — проблема состояла в том, что по неофициальным, но никогда не нарушающимся правилам — доклад должно делать лицо, в звании не ниже того, чью операцию разбирают. Не менее достойные и авторитетные люди должны заседать в Трибунале — возможно, поэтому здесь присутствует Их Высочество, специально оторвавшаяся от государственных дел и забот. Подобрать докладчика в моем звании не так то просто — но подобрали. Авторитетный человек — адмирал, граф Казарский, потомок того самого лейтенанта Казарского, который один на бриге пошел против двух турецких линкоров, оставив на крюйт-камере заряженный пистолет, наказав последнему, кто останется в живых — разрядить его в крюйт-камеру, чтобы не сдать корабль врагу. Линкоры — позорно бежали, а Казарский — изобразил этот пистолет на своем гербе[24], будучи произведенным в дворянское звание. Отношения с графом Казарским — были довольно прохладные, мы сталкивались несколько раз, крайний раз — во время охоты на генерала Тимура…

Казарский — по сигналу председательствующего вышел на трибуну. Помощники из гардемаринов — прицепили карту местности. Карачи и окрестности.

После чего Казарский — в полной тишине начал выступление…

Я не буду приводить его здесь полностью, тем более что в нем содержались совершенно секретные сведения о тактике доставки и развертывания разведгрупп. Скажу лишь, что выступление оказалось намного короче, чем я ожидал, и было совершенно никаким.

Единственно, что старый адмирал Казарский ставил мне в вину — превышение должностных полномочий и принятие самостоятельного решения о развертывании спасательной операции на дружественной территории, что было чревато — как он выразился — негативными политическими последствиями сего шага. Что касается самого инцидента, приведшего к гибели транспортных вертолетов — граф определил операцию как поспешно подготовленную, но не поставил мне это в вину, указав на то, что разведывательная информация требовала принятия немедленного решения и: «… Принимая его, адмирал Воронцов был вполне в своем праве, ожидая успешного завершения сего предприятия к замирению мятежных территорий и пользе всего государства Российского».

Сам себе — я вменил бы намного больше.

Что касается последовавшей спасательной операции — Казарский отметил, что она не была согласована, и, приказав провести ее — я поставил под сомнение командную вертикаль во флоте. Однако заметил, что извинительными обстоятельствами могут считаться: цейтнот по времени, недостаток разведывательной информации об обстановке в городе, а так же вполне оправданная забота офицера о вверенном ему личном составе. Так же было отмечено, что по данным агентурной разведки — при проведении спасательной операции были убиты немало «враждебных и явно мятежных Государству Российскому элементов».

Так что это был доклад скорее оправдывающий меня, нежели обвиняющий…

Но то, что произошло дальше — вообще не имело прецедентов

— Господа… — князь Гагарин постучал молоточком по серебряному боксерскому гонгу — перед тем, как мы обсудим доклад и примем решение, слово имеет Ее Императорское Высочество, Ксения Александровна.

Мне показалось, что все, абсолютно все в зале — смотрят мне в спину. И в этот момент я понял, что решение, которое я принял до этого — оно единственно правильное. Единственно!

— Господа… — Ксения Александровна по случаю траура была вся в черном, при том не преминула подобрать траурный наряд так, что хоть сейчас на обложку модного журнала — полагаю, было бы сейчас уместным почтить память всех погибших минутой молчания…

Все встали. Красный как рак Гагарин прикашливал — сам не додумался до этого. Тишина была гробовой.

— Прошу садиться…

Шум стульев. Чей то тайный шепот — или мне это кажется…

— К сожалению, господа офицеры, я не заканчивала военных училищ и академий, потому не вправе судить вас. Но могу сделать замечание, как регент и местоблюститель Престола, хранящий его для более достойного. Политические последствия, о которых здесь говорили — были, есть и будут. К сожалению — Господь не дал нам мирной жизни, и мы вынуждены воевать, для того, чтобы сохранить завоевания Державы нашей. Мой царственный брат, безвременной ушедший от нас часто говорил: там, где русский флаг однажды поднят, он уже никогда не будет спущен. К сожалению, его нет среди нас, чтобы повторить все это — но заверяю вас, Господа, в своей политике по отношению к мятежным местам и территориям я всегда следую памяти моего брата…