Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [48]

В этой зоне сук не кололи. Разоблачив, их живьем топили в туалете… Почти каждый день надзиратели крючками выволакивали трупы из отхожих мест.

В один из дней я прохаживался по зоне с одним вором — Мишей Золотым, армянином из Краснодара. Он уже отсидел свою десятку на Колыме, так что я расспрашивал его о тамошней жизни. Вспомнив, я спросил его:

— А не знал ли ты на Колыме такого Бориса-Француза из Москвы?

Он с удивлением поглядел на меня.

— Откуда тебе знакомо это имя?

— Я сам с ним сидел в Ишимбае. Подружились.

— По всей Колыме гремело это имя, — ответил Золотой, — по всей колымской трассе имя это произносили с уважением…

Разговор наш прервало появление этапа с Волго-Дона. Мы отправились на поиски знакомых, но никого не нашли. Разговор продолжался. Я сообщил Мише, что Француз живет теперь как простой мужик, ни во что не лезет. Но поговорить с Мишей как следует нам не пришлось. Не прошло и получаса, как к нам подошел ленинградский вор по кличке Сатана. Звали его также Мишей.

— Наконец-то вижу своими глазами педераста-кавказца, — смеясь, сказал он нам. — Только что прибыл. Сегодня же я его отведаю.

При этих словах нас бросило в дрожь…

— Откуда он, — скрывая волнение, поинтересовался Золотой, — что он сделал?

Пареньку было восемнадцать лет. Был он из Баку, на редкость красивый мальчишка. По его манерам ясно было, что он не из плебеев, а из благородной семьи. И действительно, он оказался сыном одного из видных руководителей ЦК Азербайджана по фамилии Якубов. Родители, не сумев справиться со строптивым сыном, решили проучить его, посадили за воровство. Он попал в Волго-Дон, где сами азербайджанцы и испортили его…

— Ты понял, Ази, на что намекает этот Сатана?! — обратился ко мне Золотой. — Это на нас он своим педерастом намекает!

Поразмыслив над словами Золотого, пришел к выводу, что следует во что бы то ни стало помешать Сатане.

Мы разошлись по баракам.

— Ты чего злой такой? — спросил, поглядев на меня, Миша Бабочка. — Будто все потерял, что имел когда-то.

— Да так, — нехотя отозвался я.

Время шло к закату. Условленный Сатаной час приближался. Я не выдержал и рассказал Бабочке все.

— Я и сам, по правде говоря, никогда не видел нацмена-педераста, — выслушав меня, сказал Бабочка. — Ну, и что же ты собираешься делать?

— Помешать! Не допустить этого!

Бабочка кое-как успокоил меня. Поужинав, мы отправились спать. А наутро услышали, что несчастного мальчика утопили в уборной. Питерский Сатана был в ярости, что ему так и не довелось попробовать облюбованную жертву. Он долго искал, кто помешал ему, но так ни до чего и не доискался…

Все убивали всех из-за позора и унижений.

По прибытии одного из очередных этапов я познакомился с неким вором. Он прибыл из Воркуты, и было ему о чем поведать, что вспомнить. В одном из его рассказов промелькнула кличка Ландыш. Услышав это, я навострил уши. Не давая ему продолжить, я спросил:

— Ты говоришь, Ландыш?

— Ну да.

— Так я тебе про него расскажу.

Выслушав меня, вор затрясся от злости.

— Скажи-ка, у него шрам на щеке, сам он из Казани?!

Все совпало…

— Так это он!.. Сучий потрох. Подлая тварь.

Мои предчувствия не обманывали. Вор принялся рассказывать нам о проделках Ландыша. Мы подтвердили, что подозревали его.

— Так вы, значит, знаете, с какой сукой вам довелось сидеть?! И такого негодяя вы упустили?

Выяснилось, что Ландыш сидел на Чукотском полуострове, в бухте Певек, где был одним из самых ярых сук. Ему всегда поручали гнуть воров, что он и проделывал с огромным наслаждением. Но бывало, что его попытки ни к чему не приводили. Тогда он привязывал вора к пеньку, специально вкопанному в грунт посреди зоны, надевал привязанному на голову железный цилиндр и разводил костер у вора на голове. Или же сажали вора на горячие угли. При всем этом присутствовало лагерное начальство.

Я слушал этот рассказ и меня била дрожь.

— Вот видишь! Я был прав, а вы не верили мне!

— Но не было у нас прямых доказательств, не было у нас возможности и оснований трогать его, — возразил Миша Бабочка.

— Оснований? — зарычал я в ярости.

Наш новый знакомый стянул с себя сорочку.

— Смотрите, что со мной сделал этот изверг. Я выжил, но многие…

И он заплакал.

Его тело было буквально изжарено железными прутьями. С головы до ног не было на нем живого места… Я, вероятно, не смог бы выдержать такой пытки.

Вскоре после этой жуткой встречи нам пришлось расстаться с лагерем: этап! После завтрака нам велели собираться. Оделись мы потеплее, на ноги обули кирзовые сапоги. Финку я заложил в сапожный шов. Так что мы были готовы к любым неожиданностям.

Я с Бабочкой попал в один пароход, название которого известно многим, побывавшим в северных лагерях: "Жан Жорес”. Имя известного французского социалиста украсило "рабовоз”. Набили в отсеки 1200 заключенных. Мы попали в средний. Трехъярусные нары. Посредине отсека — параша. Рядом с нею — питьевая вода в такой же точно посудине. Мы — четверо — легли на первые нары: Миша Бабочка, приятель мой, с которым мы ели вместе еще в Башкирии, Витя и Костя-грек, с которым мы подружились недавно.

Первым делом проверили, что у нас имеется, чем мы располагаем. Все протянули мне свои запасы. Оказалось немного сахара и сухарей. "Будем есть экономно. Дорога длинная, с со жратвой у нас негусто”, — сказал я. Все согласились.