Закон сильной женщины - [5]

— Надеюсь, в свете последних событий ее не послали на трое суток?

— Никак нет, товарищ полковник, — тут же встрял Самохин. Надо же, вывернул толстую шею в сторону начальства под немыслимым каким-то углом. — Наряд послали, обследовали двор и все подступы к нему. Малахову не нашли. И никаких следов борьбы во дворе тоже.

— Во дворе в тот вечер молодежь тусила — отмечали скорые проводы в армию одного из жильцов. Они утверждают, что Вероника не заходила во двор, они ее не видели, — перебил Самохина Воронов. — Вообще никаких девушек не видели.

И впервые за время совещания недовольно поморщился в сторону Самохина. Видно, тот тоже его достал.

— Что у нас получается? — полковник вопросительно глянул на Воронова.

Нарочно выразительно глянул именно на него, давая понять, что ответ ждет от него, ни от кого больше. Но Самохин не понял. Или не видел. Или вообще никаких рангов не признавал.

— Там есть место, товарищ полковник. — Он приподнял толстый зад и протянул шефу план местности, нацарапанный от руки. — Между двумя домами участок десять на десять метров. Полностью утопает в темноте. Думаю, именно там преступник подкарауливал жертву.

— Думает он! — фыркнул полковник со злостью.

Вырвал из руки Самохина лист бумаги, посмотрел. С раздражением подумал, что план сделан замечательно. С соблюдением всех масштабов. Укорил взглядом макушку Воронова. Тот опустил голову и ни на кого теперь не смотрел.

— Это что значит, по-твоему, Илья?

— Это может значить, что преступник был в курсе ее передвижений. Он мог быть знаком с ней. — Полные щеки Самохина порозовели от удовольствия. — И он ее там караулил.

— Он мог быть с ней и не знаком, — отреагировал тут же Воронов. — Мог просто за ней наблюдать долгое время. И знал о ее привычках.

— Скорее, так и есть, — согласился полковник и отдал Самохину его план. — Все предыдущие жертвы никак не связаны между собой. Вообще никак. Ни общих знакомых, ни родственников, ни знакомых знакомых. Не ходили в одну поликлинику, не ездили в одни и те же лагеря. Жили далеко друг от друга, учились и работали все в разных местах. В магазинах бывали разных. Это о чем нам говорит, Володя?

— Выбор жертв случаен, товарищ полковник. Он просто натыкается на кого-то взглядом, начинает наблюдать, выбирает удобный момент. И убивает.

— Его психологический портрет готов?

— Готов, — с тяжелым вздохом ответил Воронов.

Полковник понял, почему тот вздыхает. Не очень-то Воронов доверял психологам. На его памяти они ошибались не раз и не два. Вот и сейчас он считал, что предположение, мол, у убийцы, помимо проблем с потенцией, имеется какое-то физическое увечье, вполне может оказаться ошибочным.

— Он вообще, товарищ полковник, может быть красавцем. Без изъянов! Жертвы могли с ним сами пойти, потому что он им нравился. И насиловал он их не посторонними предметами, как предполагают эксперты. Он просто очень осторожный, поэтому и не оставляет ничего после себя. Ни единой нитки, ни слюны, ни пота.

— А зачем тогда такому красавцу все это? — возмутился Самохин и машинально поджал толстый живот, упершийся в стол. — Если он без изъянов? Он же урод! Урод конкретный!

— Когда я говорил об отсутствии изъянов, я имел в виду физические данные, коллега, — посуровел Воронов. — То, что мозги у него набекрень, это сто процентов. Но вот что касается внешности и всего остального — у меня сомнения.

— А как бы ты описал его, Воронов? Ты же у нас первоклассный психопат! — оскалил мелкие зубы Самохин, вроде улыбаясь. И тут же фальшиво перепугался: — Ой, перепутал! Хотел сказать — психолог!

В кабинете стало тихо. Все сразу вспомнили прошлогодний случай, когда Воронов, не совладав с нервами, выбил зуб отчиму маленькой девочки, которую тот день за днем совращал в отсутствие матери. Великих трудов стоило полковнику замять скандал. Воронову пришлось посещать специалистов, чтобы его не отстранили от работы. Вот тогда-то он и воспылал нелюбовью ко всем мозгоправам сразу.

— Никто не может прочесть мои мысли! Никто! — возмущался он, сидя за бутылкой водки с другом Никитой Сизовым, лучшим криминалистом всех времен и народов, по мнению Воронова. — Да, могут по моим привычкам и манере одеваться или говорить составить какое-то представление обо мне. Но!..

— Что? — Никита смотрел как завороженный: всегда считал Воронова самым умным опером.

— Но я ведь могу и притворяться. Могу менять привычки каждую неделю. Могу гардероб менять. Отвечать, ходить, говорить по-разному! Никто, Никита, никто не может влезть в мой мозг и понять, что там!

— Почему? — пьяно моргал Никита.

— Потому что я и сам иногда не знаю, что там. Не знаю, чего хочу, с кем хочу и как хочу! Как они-то могут?..

— Так как бы ты описал его, Воронов? — Самохин сел к нему вполоборота, мало заботясь, что оказался спиной к полковнику. — Можно услышать твои замечательные мысли на этот счет?

Снова все затихли. Даже полковнику стало интересно, что он ответит.

Воронов встал, одернул китель с мотающейся на одной сопле нижней пуговицей. Как на уроке — задрал подбородок, уставился в окно, забубнил:

— Мое мнение, что он нормальный в физическом плане. Эта тварь даже нравится женщинам. Ни у одной из жертв не было следов борьбы на теле. Их никто не усыплял, не отключал никакими приемами. Они шли с ним добровольно. Он хорош собой! Это первое. Второе: он умеет наблюдать. Задолго до убийства он выбирает жертву и ведет ее. Третье: умеет обставлять преступление. Место выбирает заранее. Такое, где никого нет, где ему никто не помешает. И это всегда на улице! Смею предположить, что он живет не один. У него даже может быть семья. Или он просто не желает гадить дома. Поэтому улица. Всегда только улица. Только пустыри. Он хорошо знает этот город. Четвертое: он мастерски владеет ножом. Но не как спецназовец или мясник. А как человек, обладающий врачебными навыками.