Заклинание ветра - [36]

Эти люди остановились.

А мы пошли дальше.

Память стирает лица, имена, фамилии, прозвища, поступки. Те, кого, казалось бы, не забыть, становятся всё более неясными, образы ускользают, а затем и вовсе растворяются в сером тумане воспоминаний. И вот уже нет их в памяти, превратились в часть нашего опыта, характера, привычек.

Больше никогда не приедут.

Прими, Господи, и прости им прегрешения, вольные и невольные.

Есть ведь, наверное, день в который правильным будет помолиться за тех кого уже позабыл? Как соборование для других.

Уж не знаю, является ли это сообщение вторжением в личную жизнь или смерть.

Нервно всё. Растерянно.

Прими, Господи, днесь представших пред тобою.

Аминь.

23 августа

— Геофизик сказал, что он старенький и такой инклинометр не видел, и пусть буровики сами этой ёб…нью замеры делают…

— А буровой мастер что сказал?

— А буровой мастер сказал, что геофизик п…дарас, плюнул и ушёл. Больше ничего не сказал…

27 августа

Вчера несло по каким-то сумасшедшим дорогам, что впритык к скалам. Проложены они зачастую поверх снегов, сильно и внезапно проседают, намекая на падение в ущелье.

Изумрудные травы обрамляют русла ручейков, словно вишневые каймы гематита обломки пород в белоснежных гидротермальных брекчиях. (Ну, это я просто задаюсь.)

Ольховик, травы и цветы разной степени зрелости. Осень нынче.

И весна. И лето.

У здешних растений взрослость определяется временем освобождения места произрастания от снега. При достаточной наблюдательности можно увидеть и лютики — они цветут ранней весною — и летний иван-чай, и ирисы в разной степени роста.

Это касается всех трав.

Почему бы и не людей?

Попали ко мне старые фотографии. Их сберегла часть моей прошлой жизни. Спасибо, Татьяна.

Уж и не думал.

Безумно здорово было тогда. И да, я хотел бы кое-что изменить, но именно кое-что. Оказаться там. Снова, но с нынешним опытом. Избитый теперь сюжет.

Хотя ещё в «Родной речи», классе во втором, читали мы сказку «Горячий камень». Кто не помнит, а помнят все — там старик отказался переживать жизнь заново, потому, что всё делал верно. Хотя, теперь думаю, возможно, ему страшно снова идти через ад начала и середины двадцатого века?

А через несколько страниц ещё одна сказка — «Честное слово»…

Если кто не помнит, а помнят все, в ней о том, как дети играли в войну и забыли одного мальчишку на посту. И он всё стоял, ждал. Ведь это пост — должен стоять, пока не сменят.

Отчего все хотят попасть в прошлое, будущее, сказку, космос? Разве теперь нет проблем?

Чтобы было легче, просто представьте: вы попаданец, да, но в настоящее.… Творите, меняйте. Прогрессоры.

Почему нет?

В книгах же получалось?

Страшно от тех фотографий, тягуче больно, тоскливо и здорово.

Душа оживает. Она так и оживает, с тоской и злобой. Злобой на себя в первую очередь. И радость от того, что было. И всё впереди. Правда, стал толстым и добрым. Часто забываю о чём-то по мелочам.

Но по мелочам не так уж важно — вернусь, заберу.

Невероятное счастье жить тогда — небо рядом, невозможного нет, мир необъятен и ждёт. Вот зло, вот добро. Посмотрим, чья возьмёт. Выстоим.

Как теперь.

Только вместо умерших близких — родившиеся. Мы ведь тоже когда-то родились.

Пришли вместо. Сменили.

Жалею ли я о том, что так жил?

Нет, не жалею. Ничто не решено, всё в моих руках.

Ведь я тут в настоящем.

Пока не сменят.

28 августа

Деревня во власти легенды об арбузах. Ждут вертушку с продуктами.

— Шесть тонн, сука, людей, глядь, людей некуда садить. Арбузы, овощи…

— И баклажаны, поди?

— И баклажаны, но мало, всего коробка, куда их столько? Ни уму, ни сердцу.

— У нас говорили: «Ни Богу свечка, ни чорту кочерга».

— Прикольно у вас говорили. Необычно.

— Угу.

— Но вот арбузы, эх, арбузы.

— Кавуны.

— Чё?

— Не «что», а «шо» — кавуны…

— Чё эта?

— Кавуны вкуснее, лошара, глядь…

— Сигареты бы привезли лучше…

— Всё привезут — и арбузы, и кавуны, и сигареты.

— А баб?

— Тебе зачем, нежить?

— Поговорить…

— Грёбаная погода…

Примерно такие настроения.

Слаб человек.

Нельзя быть сильным во всём, везде и одновременно. Или геология, еда, выпивка, женщины, или офис, сенокос, машинное доение и тяжёлый рок.

Я женщин люблю. Обожаю даже. Поэтому и в геологии. Такая работа, шо.

Жаль, поговорить удаётся только в ФБ.

Женщины хорошие, можно пытаться рассмотреть глаза, а женщина будет цепко держать тебя ногтями за лопатки, пока у неё губы не устанут.

Есть ещё причины для геологии.

Вас обманул один скользкий тип. Помните: «клоуны-пидорасы» и прочие варианты?

Так вот, говоря откровенно, есть выбор. Можно быть геологом у долбоебов, а можно долбоебом у геологов.

Как видите, тут гораздо старостильнее и человечнее. Существует вариант «геологом у геологов», но это редко. Это ещё только предстоит снова.

Систему убили, поскольку она стала не нужна. Вот прямо сейчас не нужна. Будто глупый гопник отнимает у ботаников всё и сразу. Не заступается за них, не берёт долю малую. Не становится бароном или королём. Жадность. Потому как долбоебы.

Слишком эффективна была геология ушедшей эпохи. Так эффективна, что обеспечила страну сырьём на десятки лет. И геология не нужна. Вот и получается: днем геолог, а к ночи оборачивается.