Заклинание в стиле ампир - [3]

В тот же вечер, я был поражен радости, с которой нас встретила родня Гурамыча, я был накормлен, я был напоен, сыт и счастлив, причем, под окнами стреляли, а в доме пели…

С братом Гурамыча, мы остались пить вино уже после того, как все разошлись, когда закончилось вино (во что я вообще не поверил, однако это правда),

была принесена чача в хрустальном графинчике, не желтая, а белая, сладкая, и очень крепкая чача, мы пили, и разговаривали, и казалось, что, чуть ли не в этом, и заключается жизнь, такая, какой ее задумал Творец.

Я никогда не думал, что смогу столько выпить, выпить, и совершенно не опьянеть,

с тех пор я знаю, что пить можно не только «в меру», или «беспробудно»

Но и «в радость», именно в радость.

Ну а дальше пошли самые, что ни на есть веселые приключения.

Взорвался с большим шумом приватизированный грузинами у ЗАКВО эшелон с боеприпасами, и мы, конечно же случайно оказались невдалеке от места событий, и, конечно же, как лица «некавказской национальности» были задержаны, и препровождены, допрос окончился не начавшись, как только узнали, что двое из троих в Грузии первый раз, допрос превратился в обширнейшую экскурсию по утреннему, дневному, вечернему и ночному Тбилиси, с посещением злачных и исторических мест, с тостами, и разговорами о политике.

Только грандиозный праздник помешал нам съездить к мятежным гвардейцам на Тбилисское море, ну да многие из них сами приехали.

И страшно неуместной была перманентная война против Гамсахурдии

перед домом правительства на проспекте Руставели,

неуместной, как и любая война на этой Земле навевавшей очарование доброй сказки.

Я помню, парня, который с горячностью доказывал, что Грузия оккупирована,

и что как только Русские войска уйдут, вот тут и наступит настоящая свобода,

и настоящая жизнь, его сожгли потом, живым, в Южной Осетии,

Я помню тост, поднятый в память жертв 9 апреля,

в память погибших за Свободу и процветание Грузии,

когда его произносили, отчего-то четче и слышнее стали автоматные очереди

за окном дома правительства, и тогда я спросил —

Думаете, стоило?

А в ответ — промолчали.

Я помню памятник Георгиевскому трактату, по которому Грузия присоединилась к Росси, памятник был измордован,

Другого слова и не подобрать. Косые взгляды, были,

были злобные косые взгляды…

Но ведь было и другое —

Таксист, не взявший с нас деньги, только потому, что мы Русские,

Серега, наоравший на людей повесивших свои пиджаки

на оградки могил Русских офицеров у церкви, да много чего было,

и хорошее, гораздо весомей плохого.

И стояла там, у дороги церква,

и каждый проезжающий, швырял мелочь в приоткрытое окно, каждый.…

А еще я рвал виноград с лозы…

И дед Гурамыча, откопал вино, которое он поставил, еще, когда уходил на фронт…

И сказал — «Боюсь, что больше тебя не увижу»…

Он умер и Гурамыч, так его больше и не увидел,

Старые люди знают,

старые, спокойные люди, прожившие жизнь не зря,

воевавшие, победившие, их тяжело увлечь лозунгами

и захрипшие глотки, никогда не докажут им, что еще кого-то надо убивать…

Жаль, что они умирают…

Я видел храм, парящий в воздухе!

Еще хватало электричества, и храм парил над древней столицей Грузии,

самый древний и, казалось,

вечный…

Даже и крест,

крест, что принесла Грузии Святая Нино, состоял из двух виноградных лоз,

скрепленных ее косами.…

А теперь, там остался только виноград, виноград и растерянные,

не понимающие, зачем все это люди…

Растерянными, нормальные, не оголтелые люди выглядели уже тогда…

в год гибели Державы,

А после, после были плоды свободы, горькие и окровавленные…

И бежали люди из Абхазии,

и горели дома в Южной Осетии,

а все потому, что кому-то очень хотелось власти,

то одному, то другому,

А сколько их уже выдрали свои клоки, а, сколько еще

пьет силы из Земли Сакартвелро….

Я люблю Грузию, я люблю ее народ.

Я люблю тех, кто несмотря ни на что, помнит, что мы родились в одной стране.

А для того, что бы умереть в одной стране,

многие отдали свои жизни…

Потому, что когда приходит время править, освободившись,

те, кем ты собрался править, тоже задают вопрос «почему»…

и те, кто дает неправильные ответы, умываются кровью,

Своей и чужой…

Эту цену платят за государственность?

Нет.

её платят просто так.

А я видел Храм, парящий в небесах.

И пусть во все времена не все было в порядке…

разве это означает, что — нибудь, кроме того, что мы не знаем, как нам быть теперь?

И дым, заволакивающий город скрывает тишину…

настоящую, звонкую тишину неба…

Того самого неба, на которое мы так редко смотрим,

да и от чего бы нам часто смотреть на него?

Он не знал дороги к дому.

Он был молод, он хотел жить,

он ничего не боялся, и собирал с мертвых золото,

он был хорошим парнем, надежным другом,

он даже спасал беженцев и возил продукты, оставшимся без крова,

не стеснялся расстрелять пленных после разговора с ними.

Он многое смог бы в жизни,

да, что там, он и так многое смог.

Он ходил по даче некоего известного поэта, и, декламируя наизусть «Вандею», стихи этого самого пребывающего ныне в Америке поэта…

пинал высокими Ботинками валяющиеся на полу книги…

— Зачем ты пинаешь книги? Спросил я…

— Ну, как же, как же, я же не должен выпадать из образа…

«Вандея- это ремесло, глотать мятежников живыми»…