Задержи звезды - [78]

Макс подвигается ближе, увлеченный рассказом.

— Что произошло?

— А как ты думаешь? — осторожно спрашивает Прия. — Мне было двадцать. Отец и брат негодовали. Моя мать, уважаемый ученый-генетик, была так разочарована. Они хотели, чтобы я соблюдала Правило пар. Мы ругались и спорили… Ничего не напоминает?

— Так значит, когда я приехал с Кэрис, это было похоже на повторение истории.

— Да, но мы так и не осмелились попробовать изменить правило. Это было очень храбро.

— Или глупо.

— Храбро. Однако есть еще кое-что, о чем ты должен знать, то, что неправильно понимают представители твоего поколения. — Она встает с шаткого стула, подходит к нему и хочет взять его за руку. — Ты должен знать, что не существует секретной полиции, которая врывалась бы к тем, у кого «незаконные» отношения. За нарушение этого правила на тебя не донесли бы и тебя не изолировали бы от общества. Вся правда о Европии в том, что тут практически невозможно жить, если ты не можешь следовать принципам утопии. Понимаешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Франческо не выдержал. Он не мог вынести того, что его заставляли жить определенным образом против его желания, поэтому он покинул Воеводство. Никто не заставлял его уезжать — он сделал это по собственной воле.

Макс потирает виски.

— Ему не нужно было уезжать, потому что он нарушил правило вместе с тобой?

Прия пожимает плечами:

— Как я уже сказала, нет секретной полиции, нет отлучения от общества. Они не накажут тебя. Люди, которые не могут жить по утопическим принципам, как правило, осознают, что для них это на самом деле не утопия. Они те, кто уезжает в поисках чего-то другого.

Стремянка под Максом дрожит.

— Я думал, правила были прописными истинами.

— Твои родители хотят, чтобы они были таковыми. Мы живем так, словно эти предписания и являются таковыми. Но быть индивидуальностью также означает знать, что правильно для тебя самого.

— Это то, что я пытался им объяснить, — говорит он.

— Ты должен согласиться на жизнь в Европии. Европия не решает за тебя.

— Господи. Почему ты мне не сказала об этом?

— Ты проявил такую отвагу, попросив об изменении правил. Я полагала, это будет ради общего блага, — думала, у вас получится. Я не знала… — Она умолкает.

— Нет, — уныло отвечает Макс, — по-моему, никто из нас не знал, чем это обернется. Они в космосе. И у них в запасе воздуха на девяносто минут.

В ее голосе слышится грусть:

— Я не знаю, где сейчас Франческо.

Макс кладет руку ей на плечо:

— Это нечестно, тетя Прия. По отношению ко всем нам.

— Так и есть. Так было. Но он не был столь храбрым, как ты. Он не хотел бороться с системой. Вместо этого разочаровался в ней и уехал.

— Я чувствовал такой страх, когда был с ней, — говорит Макс. — Я не смог бы еще десяток лет жить так. Постоянно боясь, что нас поймают и выгонят.

— Только ты мог бы принять такое решение.

Макс ударяет ногой по складному стулу, и он отлетает. Прия наблюдает за короткой вспышкой его гнева, на ее лице только жалость и печаль.

— Ты ходил на поминальную церемонию по поводу кончины твоей девушки?

— Да.

— Мне тебя очень жаль. Я знаю, каково это — потерять любимого.

Макс кивает, у него мрачное выражение лица.

— Для тебя она была особенной. Поминки, наверное, стали тяжким испытанием.

— Ее семья другая. Это был «праздник жизни».

— О боже!

— Да, знаю.

Он впервые нормально улыбается, хотя на лице — отпечаток страдания. Ее поминки были болезненными. Они разрывали его на маленькие кусочки, прорезая грудную клетку, пока не вывернули наружу ребра, обнажив истрепанное сердце, бьющееся медленно, но все еще пульсирующее. Ведь это то, что, наверное, должно было случиться; вопреки голосу нашего горя, наши собственные сердца продолжают биться, хотя мы и молим о противоположном. Жизнь продолжается.

— Спасибо, тетя Прия. — В этом порыве он подходит и вновь обнимает свою тетю.

Она гладит его по спине.

— Я просто подумала, ты должен знать, — говорит она. — У тебя должна быть возможность поговорить о своих чувствах.

Он вдыхает сквозь зубы.

— Похоже, что так.

— Тебе нужно периодически возвращаться к этому, Максимилиан. Иначе оно разорвет тебя изнутри, вывернет наизнанку, а ее имя будет высечено на шрамах.

— Именно так я это и ощущаю. — Он смотрит на нее с невольным восхищением.

Она улыбается:

— Им никогда не понять, ты знаешь это.

— Наверное, так, — отвечает он. — Но я хотя бы знаю, что ты меня понимаешь. — Он наклоняется, чтобы поцеловать ее в макушку, а она шутливо отмахивается от него.

— Ты думал о том, чтобы поговорить с кем-то?

Макс пожимает плечами:

— Они прописали мне курс терапии. Я сижу в углу и разговариваю с автоматизированной программой через Стенные реки. Отличный способ почувствовать себя вменяемым.

— ПТСР[34]— это не шутки, Макс. Ты должен заботиться о себе.

Он рукой отбрасывает волосы со лба, кровь, появившаяся после его недавнего сражения с гусиным жиром, уже засохла.

— Иногда сидеть на терапии не лучший способ двигаться вперед.

— Не спорю. Но тебе надо убедиться, что ты эмоционально силен так же, как и физически. — Она жестом указывает на его исхудавшее тело. — Не уходи с головой во что-то слишком серьезное.