Задержи звезды - [79]

— Я никогда больше не буду астронавтом, тетя Прия. Это, наверное, самое серьезное из того, чем я когда-либо занимался.

— Пожалуй. Но ты же не можешь провести всю оставшуюся жизнь на родительском диване — это не то, чего бы она хотела.

Макс молчит, хотя и признает ее точку зрения.

— Чем ты собираешься заняться? — Прия несколько выжидающе смотрит на своего голубоглазого племянника.

— Я не знаю, — отвечает он, когда они возвращаются в торговый зал, озираясь по сторонам, — но не думаю, будто то, что осталось от моего будущего, находится здесь.

Глава двадцать пятая

Макс направляется к светящемуся белому кубу больницы, отделение ничуть не изменилось с его последнего визита, только на стенах — таблички с другими именами, а в кроватях лежат другие дети. Бесконечный поток пациентов, нуждающихся в медицинских услугах врачей, или бесконечный поток врачей, нуждающихся в болезнях пациентов. Ему становится неловко от этой мысли, однако именно из-за его матери у него возникает все больше и больше подобных идей. Злость постоянно выталкивает их на неправильный путь, они резки друг с другом при каждом личном разговоре, поэтому не хотят общаться, в то время как должны делать попытки примирения.

Он идет прямо к палате Кента на верхнем этаже, встречая мать в коридоре, на ее лице такая же маска презрения, как и во время их последней ссоры в этом месте.

— Ты пришел. — Это все, что она говорит.

— Я хочу увидеть брата.

— О, теперь тебе это удобно. Ты никогда не заботился о нем прежде.

«Ну началось», — думает Макс. Как легко упустить из виду истину, когда аргументы превыше всего.

— Сейчас я здесь.

Она берет цифровой планшет возле двери рядом с палатой Кента, и мультяшный плюшевый мишка на Стенных реках в холле начинает весело скакать в их сторону.

— Ты не приходил сюда ради него.

— Ради него или ради тебя? — Макс впервые задается вопросом о том, что ей довелось пережить, когда он полетел к поясу астероидов. Он так хотел, чтобы они поняли его боль, что не подумал об их собственной. Ему казалось, они ее не чувствовали.

— Ради Кента, — сухо отвечает она. — Он в этом не виноват.

— Я знаю. — Макс закрывает глаза, не в силах перестать разжигать страсти. — Ты когда-нибудь спросишь меня о том, что я пережил там, наверху?

— Ты полетел. Потерпел фиаско. Я не уверена, что это стоит обсуждать.

— Она погибла, мам. Она умерла, чтобы спасти меня. Ты не можешь проигнорировать это.

— И мне тебя жаль, Макс, но данный факт не оправдывает того, что вы нарушили правила.

— Мы не нарушали правил, мы просили их изменить. И они выслушали нас, — говорит он. В отличие от тебя.

— Да, — отвечает она, стоя в ужасно узком коридоре, и, подавшись вперед, приближает к нему свое лицо так близко, что он может уловить в воздухе запах кофе, когда она дышит. — А ты не заметил, что всё… несколько изменилось, с тех пор как ты вернулся?

— Что ты имеешь в виду?

— Все отмены правил, самоанализы, разногласия?

— Отмены?

— Ты не заметил, — говорит она монотонным голосом.

— Нет. О чем ты?

— Типично для тебя. — Она отходит назад, поворачиваясь к двери палаты Кента. — Бросаешь вызов правилам утопии, а после того, как ты это сделал, даже не замечаешь, что происходит.

— Но…

— Я не знаю, что хуже: оспаривать правила или обеспечить наихудший возможный исход немногим людям, которым ты дал надежду.

— Ох, — говорит Макс, и его лицо становится мрачным.

— Вот что случается, — подытоживает она, — когда ты позволяешь ребенку бегать и делать все, что ему вздумается.

Зная, что это будет последней каплей, он тихо говорит:

— Я не ребенок.

Профессор бросает цифровой планшет и, когда он с оглушительным шумом падает на пол, произносит:

— Ты продолжаешь вести себя как ребенок, поэтому мы и относимся к тебе именно так. — Мультяшный мишка на экране перескакивает дверной проем, и она резко выключает картинку. — Почему ты меня не слушаешь? Я пытаюсь тебе помочь. Ты когда-нибудь поймешь это?

Он молчит, все его мышцы напряжены.

— Максимилиан, я знаю, что мы были жесткими с тобой, но Воеводство создано людьми и для людей. Ты все еще можешь исправить то, что натворил.

Макс молчит, обдумывая ее слова.

— Папе понравилась Кэрис, когда они познакомились.

Мать смотрит на сына в замешательстве:

— Что?

— Ты считала, она очень хорошая, пока не узнала, что я люблю ее.

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

Он вздыхает:

— Я тебе тоже нравился, пока жил так, как ты хотела.

— Максимилиан. Ты вообще меня слушаешь? Тебе нужно исправить то, что ты натворил. Ты должен показать людям, что заблуждался и теперь будешь жить правильно.

Ее слова задевают в Максе какую-то струну.

«Живи хорошо, — сказала она, — ради меня».

Вопреки здравому смыслу, коварные слова его матери вновь и вновь закрадываются в голову, перемешиваясь со словами Кэрис, он больше не может выносить давление внутри головы и кричит, чтобы заглушить их.

Его мать удивленно смотрит на сына.

Макс пытается бороться с чувствами, его гнев выходит вместе с криком, пока не оставляет за собой пустоту.

— Я больше не могу так.

— В смысле?

Макс закрывает глаза.

— Как мне это исправить, мам?

— Ты правда хочешь?

— Правда.

Она со скептическим выражением лица смотрит на него.