Забытое время - [30]

— Томми. Ну да. — Она яростно потрясла головой, будто раздумья оттуда вытряхивала. — Ну так что, доктор, с ним случилось? Утонул или застрелили?

— Что-что?

Она снова потрясла головой. Как, кстати, у этой женщины обстоят дела с психическим здоровьем? Прежде этот вопрос Андерсона не посещал.

— Вы считаете, что Ноа — этот… другой человек, Томми, да? И я спрашиваю: что с ним случилось? Он утонул, его застрелили, что было-то?

— Неясно.

— Ничего неясно. — Джейни запустила в него этими словами, точно камнем.

Андерсон отодвинулся от ноутбука и осторожно пояснил:

— В науке редко встречается ясность.

— В науке? Это у вас, значит, наука? — Она подавила смешок, обвела глазами кухню, задержалась взглядом на грязной кастрюле с водой в раковине. И прибавила: — Может, ничего неясно, потому что Ноа все выдумывает.

— Зачем бы ему?

Джейни включила кран и голыми руками принялась яростно тереть кастрюлю.

— Простите, — сказала она под аккомпанемент воды, чуть повысив голос. — Мне кажется, я не могу.

Андерсон посмотрел ей в спину, прикидывая, как лучше начать, — тон, контекст, возможная польза для ее сына… Он же тысячу раз все это говорил… Как можно теперь усомниться в себе? Да он однажды в Индии уломал женщину из рода брахманов отпустить дочь в гости к неприкасаемым, к родне ее предыдущего воплощения. Помнит, словно все произошло вчера, как ее блистающее оранжевое сари скользнуло в проем землянки. Некогда Андерсону казалось, будто он чистой силой воли способен убедить кого угодно в чем угодно.

— Ну хорошо, — холодно ответил он. — Если хотите, я уйду. А вы что будете делать?

Она застыла.

— В смысле — что делать?

— Вы говорили, что дальше так не можете. — Теперь он мягко ее увещевал. — Что у вас деньги на исходе, что врачи ему не помогают. Если я сейчас уйду, что вы собираетесь делать с Ноа?

Досадно, конечно, что приходится шантажировать Джейни ее же отчаянием. Но ведь это в ее интересах, верно? И в интересах ее сына? И в интересах Андерсона, и даже в интересах Шейлы — она хотела, чтобы он дописал и опубликовал эту книгу. Это как же придется извернуться, чтобы вымолить у Джейни разрешение написать о Ноа? Ладно, не важно.

— Я…

Но слова застряли у Джейни в горле. Она обернулась к Андерсону — руки красны и ободраны, с них течет, — и в лице ее отчетливо читался страх, и Андерсону стало ее жалко.

— Идите сюда. Я покажу, что нашел. Пока немного, но, пожалуй, есть за что зацепиться.

Он похлопал по соседнему стулу. Джейни отерла руки о джинсы и села. Андерсон развернул к ней ноутбук: ярко-зеленое поле для гольфа в окружении красивых домиков. «Добро пожаловать в Эшвью!»

— Вы знаете кого-нибудь из вирджинского Эшвью?

Джейни покачала головой:

— Впервые слышу.

— Это хорошо. Вот и приступим. Томас — распространенное имя, и мы не знаем, про какой период Ноа говорит, но, судя по Гарри Поттеру, дело было недавно. Изучим местные газеты, поищем некрологи ребенка по имени Томас, которого застрелили или утопили. Это, наверное, отнимет некоторое время. Но, на мой взгляд, начало положено. Вы же знаете, — прибавил он, — что «Нэшнлз» — команда из округа Коламбия.

— Правда?

Джейни опасливо сощурилась на экран, на зеленое поле. Андерсону она не доверяла, и он это понимал; однако Андерсон ей необходим. Они необходимы друг другу.

Для изучения дела [Шанти Деви, девочки, с четырех лет вспоминавшей свою предыдущую жизнь, в которой она была женщиной по имени Лугди из Матхуры] Махатма Ганди назначил комитет из пятнадцати выдающихся людей, в том числе членов парламента, национальных лидеров и представителей прессы. Комитет уговорил родителей девочки отпустить ее в Матхуру.

24 ноября 1935 года члены комитета вместе с Шанти Деви сели в поезд. В отчетах комитета описываются последующие события:

«Когда поезд подходил к Матхуре, она просияла от радости и заметила, что, когда приедут, врата храма Дваркадхиш уже будут закрыты. Дословно она сказала: „Мандир ке пат банд хо джаенге“ — выражение, типичное для Матхуры.

Первый инцидент, привлекший наше внимание по приезде в Матхуру, случился прямо на перроне. Девочку нес на руках Л. Дешбандху. Он едва успел отойти на пятнадцать шагов, как пожилой человек в типичном местном платье подошел к ним в сопровождении небольшой толпы и остановился. Шанти Деви никогда прежде его не встречала. Ее спросили, узнает ли она его. Его присутствие подействовало на нее мгновенно — она опустилась на колени, с великим почтением коснулась его ног и отошла. На вопрос, кто это был, она шепнула Л. Дешбандху на ухо, что этот человек — ее „джетх“ (старший брат ее мужа). Все произошло так спонтанно и естественно, что все вокруг оцепенели от удивления. Выяснилось, что человека звали Бабу Рам Чаубей и он действительно был старшим братом Кедарнатха Чаубея [мужа Лугди]».

Члены комитета посадили Шанти Деви в тонгу[18]и велели возчику следовать указаниям девочки. По пути она отмечала, что изменилось со времен Лугди, и ни разу не ошиблась. Она узнала некоторые важные ориентиры, которые упоминала прежде, — прежде чем впервые оказалась в Матхуре.

Возле дома она вылезла из тонги и заметила в толпе старика. Она тотчас ему поклонилась и объяснила остальным, что это ее свекор, как оно и оказалось на самом деле. Подойдя к дверям, Шанти Деви без колебаний шагнула в дом и отыскала свою спальню. Также она узнала многие предметы. Чтобы ее проверить, спросили, где находится «джаджру» (уборная), и она сказала, где это. Ее спросили, что означает «катора». Она правильно ответила, что это паратха (разновидность лепешек). Оба слова бытуют лишь среди Чаубеев Матхуры, и чужаки их обычно не знают.