Забытое убийство - [10]

Винсент Григорьевич устало закрыл лицо руками. Ведь и вправду посмел: накормил Валеру ледяной пищей и тем самым убил его... Убил случайно! Но где грань между случайным и провоцируемым подспудными мотивами?

— Посме-ел! — торжествуя, крикнула Валентина Гавриловна и удовлетворенно выстрелила.

Давно не тренировалась она, забыв, что десять лет уже носила очки, изменившие пространственные пропорции. Пронеслась пуля мимо, и зашаталась центральная Валерина фотография, а потом и ухнула на пол, тренькнув разбившимся стеклом.

— Не двигайся! — жестко сказала Валентина Гавриловна, заметив, что Винсент Григорьевич дернулся поднять фотографию. — Без тебя поднимут. Мне просто нужно немного пристреляться.

Бедный Винсент Григорьевич, будучи не в себе, забормотал, показывая пальцем на упавшее фото:

— Валера... Валера...

И лучи второго зрения осветили знакомый туманный колодец внутри него, и примчались воспоминания, и явился Валера. Был он растерян, взволнованно и торопливо говорил, а что говорил — непонятно. Опять шевелились губы, не посылая звуков. «Что? Что?» — шептал ему грустно Винсент Григорьевич и вдруг заметил, что Валера, в отчаянии махнув рукой, перешел на жестикуляцию. Он крутил указательным пальцем правой руки в воздухе, словно бы вращая диск телефона. «Позвонить доктору!» — осенило Винсента Григорьевича.

— Валентина Гавриловна! — торопливо заговорил он. — Мне нужно срочно позвонить!

— Куда позвонить? Зачем? А если ты номер милиции наберешь? Или того хитрее — домашний телефон какого-нибудь своего приятеля — и крикнешь: убивают! Мне это ни к чему.

— Поймите: я очень болен! Мне это нужно только для того, чтобы понять, что со мною происходит (а вы, кажется, хотите, чтобы я это понимал). Я немедленно нуждаюсь в помощи своего психотерапевта. Кстати, он мне как раз и поставил диагноз: забытое убийство.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Валентина Гавриловна. — Забытое убийство? Дай-ка мне его телефон, я сама наберу.

— Посмотрите на букву Д, — бросил ей записную книжку Винсент Григорьевич.

Валентина Гавриловна набрала номер и спросила доктора. Затем передала трубку Винсенту Григорьевичу.

— Доктор, беда! — кратко сказал он. — Скорее всего, это был все-таки друг моей юности. Я сейчас у его матери под дулом пистолета. Думаю, я тоже скоро умру.

Тут он охнул, потому что Валентина Гавриловна вскочила с дивана и пребольно ткнула его дулом, вырывая трубку.

— А вот этого говорить не надо было!

Заполучив трубку, она обратилась к доктору:

— Нужно ли мне вам объяснять, что вам не стоит обращаться ни в какую милицию, иначе я пристрелю вашего пациента немедленно, не дав ему времени раскаяться? Ах, вы хотите приехать? В этом нет необходимости, поверьте! Ах, у вас аппарат автоматически определяет номер звонящего? А мне плевать, дорогой доктор! Дать ему шанс? С какой стати? Да он худший из людей! Уточните-ка: как ваша фамилия? Ну ладно... Запишите адрес...

И, наконец, бросила Винсенту Григорьевичу:

— Едет твой паршивый доктор. Скажи спасибо, что я о нем слыхала от подруги, а то была бы тебе сейчас мгновенная крышка. Но он сказал, что мы с ним должны попробовать дать тебе шанс. Что касается меня, то не знаю, где я тебе его возьму, этот шанс!

Через пятнадцать минут задребезжал дверной звонок, и они вдвоем, объединяемые пистолетом, пошли открывать.

А еще через минуту Валентина Гавриловна рыдала на плече у доктора, который обнимал ее и говорил, поглядывая на пистолет, брезгливо ухваченный им за ствол через салфетку:

— Нет, вы посмотрите только на этого отчаянного горемыку! Неужели он способен на такую изощренность, которую вы ему приписываете? Это же ягненок! Невинная жертва, продукт эпохи тоталитаризма! Я бы ему капусты засолить не доверил, — порежется! — не то что человека спланированно убить! А вы по этому агнцу стрелять вздумали! Из такого великолепного оружия! Боевыми патронами! Не случайно вы сыночку в рамочке веревочку отстрелили, стену ощербатили... Понимать это надо так: стреляя в Винсента, вы, в сущности, целили в Валерика! И тут тоже кроется доказательство невиновности Винсента. Что же касается забытого убийства, то это совершенно иная история! И, по некоторым данным, она произошла немного раньше, чем смерть вашего сына, исключительно достойного человека... В общем, не убили, и поздравляю! Всю жизнь бы мучились да еще на том свете получили бы страшнейший нагоняй от сыночка! Не плачьте, дорогая, не плачьте! Я вам элениум пропишу...

Винсент Григорьевич тем временем меланхолически резал тортик, который оказался с вишневым джемом. Затем они неторопливо, буднично и уютно пили чай с трех сторон старого темного стола, и Винсенту Григорьевичу чудилось, что прямо напротив него — с четвертой стороны — сидит и слегка усмехается Валера.

5

Они поехали с доктором на его желтых «Жигулях», немолодой, слегка помятой, но тщательно расправленной девятке. Повсюду угадывалась любовь янтарных глаз к желтому цвету — к широкой его гамме: от лимонных чехлов на сиденьях до почти мандаринового тигра с черными полосками, который висел в роли талисмана под зеркальцем заднего вида. Доктор продолжал расспрашивать Винсента Григорьевича о деталях его мемуарной работы. Иногда он перебивал, и причем довольно резко: