Забытое убийство - [12]

Винсент Григорьевич обратился со своими соображениями к доктору. Тому не очень понравилась эта идея, но он уступил аргументам больного, которого начал уважать. Наконец пообещал помочь, намекая на встречу с каким-то особенным субъектом. Однако встреча все откладывалась.

Винсент Григорьевич пытался понять, что же представляет собой убийца как феномен рода человеческого. Не хватает ли ему каких-то качеств до проявления подлинного гуманизма? Или же, наоборот, есть в нем нечто лишнее, что следовало бы с негодованием выбросить прогрессивному человечеству из списка своих бесконечных определений?

Он вспомнил про Жору, едва не отправившего из-за Иры на тот свет двух выпивших молодых людей. Случай этот был не единственный. Горячий ревнивец лез в драку почти ежедневно и был чуть ли не профессионален в этом ремесле. Жора мог бы пролить свет на многое.

Винсент Григорьевич позвонил Жоре. Тот обрадовался:

— Весик, ты передумал? Отлично! Напоминаю: общая встреча назначена на субботу.

— Мне нужно поговорить с тобой. Посоветоваться. Без Сережи и Костика! Жора, дорогой, не мог бы ты уделить мне завтра часа два?

— Нет проблем! Только вечером, хорошо?

Они встретились неподалеку от метро «Технологический институт» в кофейне, которую оба помнили как неиссякаемый источник хорошего кофе. Искренне заключили друг друга в объятия.

— Какой-то ты и вправду... потемневший, — заявил Жора. — Давай все-таки возьму тебя на Томщину? Какие меды там в Сибири! Какие звезды!

Но Винсент Григорьевич согласия не выразил.

— Ты что-то похудел... — отметил он, но не в пику, а по своей внимательности к мелочам.

Жора отмахнулся:

— Проблем — миллионы, не обращай внимания.

За кофе Винсент Григорьевич начал расспрашивать, трудно ли жить в Томске и чем сейчас занимается Жора. А сам тоскливо думал: «Как же начать-то его, разговор проклятый?»

Про трудности Жора подробно рассказывать не захотел, он предпочел распространяться про свое нынешнее блистательное положение. Блеску в положении и правда было много. Когда лабораторию из-за недостатка финансирования закрыли, Жора основал небольшое предприятие, трудившееся над титановым покрытием ложек, ножей и вилок. Золотистое сияние титана выглядело не хуже натурального золотого, а цена была сильно ниже. Сибирские старушки охотно раскупали это переливающееся добро, пытаясь обмануть друг друга насчет своего повысившегося благосостояния. Сейчас Жора был владельцем многоглавой фирмы, для которой сверкающие ложки стали делом десятым. Речь уже шла о том, чтобы подобраться к самим месторождениям, в которых скрывается титан.

— Жора, погоди, — прервал его Винсент Григорьевич. — У меня к тебе несколько неожиданный вопрос: а ты мог бы убить человека?

— Весик! Ты меня знаешь. Я запальчив и завожусь меньше чем за секунду. Несомненно, мог бы! Если обидеть меня или моего друга, я запросто убью одного, пять, десять человек. Что будет потом — не знаю... Плохо будет, наверно.

— Стоп! А вот скажи, когда ты... ну, избивал тех молодых людей из-за Иры... Ты отдавал себе отчет, что можешь убить их?

— Какой отчет? Понимаешь, Ира оказалась молодцом! Повисла на мне: Жорочка, миленький Жорочка! Не дала моему карате развернуться во всей красе. Я ужасно рад, что не убил их! Что бы я делал потом? Хотя я убежден до сих пор, что это низкие люди, но ты же знаешь: если меня не завести, не задеть, я мухи не обижу! И когда прошел бы гнев, я бы сожалел. Горько сожалел! Пошел бы на ближайшую площадь и бился бы, как Раскольников, лбом об асфальт: «Простите!»

— Значит, ярость, ярость и еще раз ярость, — задумчиво проговорил Винсент Григорьевич. — Вот твои мотивы. Это я понимаю.

Жора, отхлебывая кофе, кивал.

— Ну хорошо, — задумчиво продолжал Винсент Григорьевич. — Ты мог бы убить. Допустим... А я?

Жора поперхнулся и закашлялся на всю кофейню, сверкая огненными глазами. Кое-как прекратив, он посмотрел на Винсента Григорьевича, и какая-то виноватость почудилась тому в мгновенном, сразу же отведенном взгляде. «Сейчас скажет: где тебе, мягкий наш Весик, человека ухлопать! Пожалеет меня!» — подумал Винсент Григорьевич.

— Кто его знает! — сказал Жора, старательно глядя в чашку.

Вот так-так — опять застучало сердце, опять сначала жар, а потом холодный пот пронизал Константинова.

— Ну... ты подробнее, пожалуйста, — попросил Винсент Григорьевич.

— Ну что тебе сказать, Весенька? Ты давно уже почти не смотришь вокруг. Ты ушел в себя! Ушел, как в омут. А в тихом омуте, как известно... Ты непонятен и неуловим. Убьешь кого-нибудь и сам того не узнаешь... Да если хочешь знать, каждый человек способен на все, нужны только подходящие условия! Между прочим, Валера рассказывал Ире, что ты однажды размахался каким-то серебряным кинжалом.

Винсент Григорьевич затравленно посмотрел на друга. Жора ответил сочувственным взглядом и не стал развивать тему:

— А вообще разговор этот дурацкий. Прости, ты знаешь, мне пора уходить. Кстати, когда ты позвонил, я подумал: может, ему денег нужно? Могу одолжить!

— Нет-нет, какие деньги! Подожди еще хоть десять минут! Что за условия? Не понимаю! Как это — при каких условиях, — можно подойти к человеку и лишить его такой огромной, даже главной вещи, как жизнь? Ведь жизнь больше мысли, больше чувства, больше света и больше тьмы! Правда же?