Забытая сказка - [27]
— Быстро что-то, — хмыкнул Грэт.
— Да и ты тоже быстро зашел, — парировала Тантра. Накидка на ней была невесомой, но дивно теплой.
Грэт взял ее под руку, и они довольно быстро пошли по коридорам. Каждому встречному Грэт кивал и шепотом называл Тантре его имя. Вскоре девушка уже запуталась меж вервольфьими и вампирскими именами. Последние были в основном устаревшими, но оно и понятно — во всем замке лишь Маро был моложе двух веков.
— А вампиры не боятся, что со временем их станет слишком много? Ведь, как я поняла, вы людей держите в подвалах и пьете у них кровь, но люди ведь смертны.
Грэт рассмеялся.
— Нет, моя светлая госпожа, к чему бояться? Обычно позволяют превратить человека в вампира, только если какой-либо вампир до этого погиб. Теперь, боюсь, почти то же самое будет с вервольфами. Если раньше инквизиторы не давали племени Гектора размножаться, то теперь… Хотя, наверное, контролировать их размножение будем еще не скоро. Многие ведь, наверное, погибнут в битвах с людьми.
Тантре стало малость страшно при мысли, что вот будут битвы, и, может, очень скоро, но потом она успокоила себя.
Узкий коридор вывел их в зал. Тантра, раньше не видевшая этого места, задохнулась от восхищения. Магией Графа все здесь было оформлено, пожалуй, не хуже Белого Катарианского дворца. Все сверкало золотом, платиной и шелками.
Мраморная лестница, ведущая вниз, была широка. Ноги девушки ступали по тончайшему шелковому ковру, вышитому золотом.
— Граф — мастер магии, — отдала должное старому вампиру девушка.
— К счастью, дешевые украшения — не единственная сторона его дарования. — На Грэта зал, кажется, не произвел впечатления.
А Тантра, задрав голову, глянула в потолок. Он был как огромная карта Катарии. С бьющимся сердцем девушка нашла крошечный Ильгот, а там, в стороне, средь лесов замер такой далекий теперь Мильгот…
Голубой Ниас разделял беломраморный потолок на две части. Вскоре шея Тантры затекла, да к тому же лестница наконец закончилась, и парадные двери вывели их прочь из замка.
Ночной холод и свежесть царили здесь извечно. Тантра глядела на замершие в снегу деревья, кусты. Дремлет зимняя ночь, и протоптанная дорожка, петляя, теряется где-то вдали.
Тантра хотела обернуться, глянуть на замок, но Грэт не позволил ей этого, схватил за руку и повел дальше.
— Он будет казаться лучше, если глядеть на него, отойдя в сторону, — пояснил вампир. Он шел впереди и тянул за собой девушку. Тантра едва поспевала за ним, увязая в глубоком снегу.
Вампир, продолжая идти, улыбнулся, и странно стало на сердце у Тантры, настолько чудно красивыми казались ей его сверкающие красные глаза, и улыбка, и клыки, и лицо. Тантре показалось, что на холодную льдинку внутри нее упала капля расплавленного металла.
— Ну вот, теперь ты можешь оборачиваться и посмотреть. — Грэт наконец остановился.
Тантра повернулась. И замерла, завороженная видом вампирского оплота, вампирской крепости и вампирского дома.
Замок был настолько высок, что с Главной башни его люди казались не более муравьев, возящихся в муравейнике. Башен было семь, каждая своего размера и высоты, и шпиль высочайшей, казалось, разрывал тонкий черный шелк звездного неба. А основное здание замерло меж ними; бесчисленные окна его светились, и лепнина, покрывающая стены, была достойна лучших мастеров Катарии. Весь замок в пронзительном свете вечно полной здесь луны, парк, голые деревья, залитые этим светом, — все казалось Тантре таинственным и прекрасным. В Сетакор она навеки влюбилась, впервые в жизни испытав это чувство. Странные ощущения охватили девушку, и не один лишь замок был им причиной. Казалось ей, будто что-то светлое и радостное поселилось в ее душе, что-то, заставляющее сердце подпрыгивать до самого горла и сжимающее его в смертельно-сладостном порыве.
Грэт глядел на нее и усмехался.
— То же самое я испытал, когда увидел этот замок впервые. Быть может, ты хочешь посмотреть на аллею статуй?
Тантра не могла сказать ни «да», ни «нет», ибо горло ее сжималось, она лишь кивнула и позволила ледяной руке вампира взять ее теплую ладонь и повести куда-то в глубь парка.
Они обошли замок, и Тантра увидела, что вдоль дорожки стоят мраморные статуи. То были женщины и мужчины. Все они были вампирами.
Дорожка вела меж залитых луною статуй к одной, крупней остальных.
Это был высокий стройный вампир в плаще. Кольчуга его, ножны и меч в опущенной руке говорили о том, что он был воином. Лицо вампира было не молодо и не старо, черты прямые, а глаза холодней, чем снег на вершинах Тиэльских гор. То был Первоначальный.
У ног статуи виднелась каменная плита.
— Отец под ней, — сказал Грэт почтительно.
Тантра обратила внимания на фонтан, бьющий неподалеку.
«Должно быть, это кровь», — равнодушно подумала она, привыкшая уже к вампирскому быту.
Но Грэт разрушил ее предположение. Он спокойно прошел к фонтану, взял невесть откуда два бокала и до краев наполнил их красным вином.
Один из бокалов вампир вручил Тантре, другой же оставил себе. Как-то странно, демонически блеснули глаза вампира в свете луны, заклятой здесь навечно быть полной.
— Ну, пей, — нетерпеливо сказал Грэт, когда его собственный бокал был уже полупуст.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.