В Мильготе каждый мальчишка знает, где стоял дом старого кузнеца, о котором поговаривали, будто он был колдуном. Сейчас дом этот, давно заброшенный и обветшалый, грустно смотрит слепыми окнами на дорогу, и с каждым годом все сильней опутывает крыльцо, окна и стены вьющаяся трава, все беспощадней закрывают бывшую кузницу деревья и кустарники, но долгие годы быть этому дому таинственным и загадочным местом, притягивающим пугливые взгляды горожан.
Кузница стояла в отдалении от Мильгота, и о металле, что в стародавние времена ковал кузнец, до сих пор ходят легенды. Кузнец был нелюдимым полусумасшедшим стариком, и давно ему быть бы сожженным по обвинению в колдовстве, да мастерство выручало его — днем с огнем таких золотых рук не сыщешь.
Он никогда не был женат, семьи не имел, лишь приемная дочь скрашивала его существование. Загадочной была и история ее появления: лет примерно за пятнадцать до своей смерти, как только пошел ему пятый десяток, кузнец зашел в городское правление и грубо попросил выдать документы на двухлетнюю девочку, которую, по его словам, он нашел в лесу и желал бы удочерить. В Мильготе кузнеца побаивались; городской голова удивился проявлению его сердоболия, однако бумаги сотворил.
Жители, впрочем, видели дочь кузнеца намного чаще, чем его самого. В последние годы своей жизни старик сильно хворал, и никакое колдовство не могло ему помочь, поэтому всю работу выполняла Тантра, постепенно превращавшаяся из маленькой, но сильной девочки в бледного худого подростка, затем — в девушку, некрасивую, угловатую и вечно хмурую. Она выходила в город лишь за едой и различными мелочами, без которых никак не обойтись. Вечными спутниками, неотступно бредущими за ней по пятам, были презрение и страх.
Осенняя заря поднималась над Мильготом. Она раскрасила высь в безумные по своей нежности цвета, точно художник уронил на холст с облачным небом розовую краску. Звезды еще не потухли, им оставалось жить считанные минуты.
Тусклый свет показал все пылинки, вьющиеся меж окном и полом, ветерок раздул шторы, луч медленно пополз от угла к стулу, на котором сидела Тантра, поджав ноги. Ее быстрые руки мелькали у ткани, затянутой в пяльцы. Оторвав взгляд от шитья, Тантра глянула на рассвет, и угол губ ее криво дернулся…
Тантра — худая, всклокоченная девушка, черные волосы которой, должно быть, от рождения не знали расчески. Выражение ее лица редко менялось; случайная улыбка казалась натянутой — в облике ведьмы лишь большие зеленые глаза были живыми. Они точно дышали, только тихо, беспокойно, затравленно…
— Эх, проклятие, снова встреча с этими!.. — пробурчала девушка, поднимаясь со стула и подходя к окну. Ее комната была на втором этаже дома, но даже здесь ветви деревьев ухитрялись закрывать небеса, изрядно портя этим великолепную картину.
«Надо будет отпилить их, что ли…» — лениво и не в первый раз подумала Тантра, обернулась и оглядела свою комнату. Она была невелика, с единственным окном, маленькой дверью и низким потолком. Что касается убранства, то, кроме кровати, стула и ящика под кроватью (все сколочено собственными руками), здесь не было ничего, впрочем, Тантра была неприхотлива.
Она надела темно-зеленое платье и сандалии, а затем вышла. Спускаясь по скрипящей лестнице, Тантра мельком подумала о том, что отец ее спит.
«Как бы не разбудить его… Он что-то приболел… как всегда… опять придется в кузнице самой колдовать…»
В прихожей старого дома помещались камин и стол. Тантра быстро подхватила с него тихо звякнувшие монеты и раскрыла дверь в утро.
Кузнец жил в лесу. Тантра пошла по кривой извилистой тропе.
Ее ноги касались росистой травы; по телу бежала приятная утренняя прохлада. Тантра наслаждалась этим чувством.
В минуты, подобные этой, она забывала о своей сущности ведьмы-изгнанницы, о взаимной ненависти к миру, о вечном страхе — только величественное небо было перед ней, а вековые деревья — свидетели бесчисленных смен поколений — навевали на нее то же, что хрустальный воздух, чуть слышный аромат опадающей листвы, пение птиц и шепот ветра, — безмятежное чувство незыблемости и покоя — того покоя, которого ей так не хватало в жизни.
«Надо же, как рассвет действует на меня… а ведь исчезнет же через полчаса…»
Пройдя в высокие городские ворота, Тантра ощутила, что чистота осталась за спиной, а впереди — жестокий серый мир. Ее настроение резко упало, и она с озлоблением глянула на аккуратные одинаковые дома — в Мильготе люди жили в основном зажиточно. Порядочно. Как и подобает честным катарианцам.
«Гребаные лицемеры!» — с остервенением подумала Тантра. Такие, как я, шрам на холеном лице города! Они презирают, да, презирают! За что — ведь зла я не делаю. Каждый щит, каждый меч стражника скован колдовством моего отца! Потому что не презирать меня — дурной тон… Ах да, Инквизиция. Запрет использовать магию простым людям. Почему, интересно, отец мой — чернокнижник, а дворянин, ничего не смыслящий в силах природы и знающий заклятия из книжек, — светлейший чародей? Так было всегда, они хранят умения от простолюдин… Но почему, разве это справедливо?
