Заброшенная дорога - [20]

— Араксис[32], - прочёл Маркиан название первого пункта на изломе дороги.

— От Араксиса дорога ветвится, — Сабин провёл пальцем. — Северная ветка идёт на Порфиритовую гору и дальше на Красное море, в гавань Филотеру[33]. Это ветка живая. В каменоломнях добывают порфирит, в гавани торгуют, караваны и патрули ходят, гарнизоны в фортах стоят. А южная ветка на Клавдиевы каменоломни, — префект провёл по другой ломаной линии, — мертва. Дальше Араксиса только песок и развалины.

— Гриэя, Старая Гидревма, Зоалис, Фатирея Равнинная, Фатирея Горная, Клавдианон, — прочёл Маркиан. — И все покинуты?

— Все. И колодцы засыпаны, чтобы не брали воду блеммии и всякий сброд. Но я уже отдал приказы: провиант, фураж, вода у вас будут, десятку вооружённой охраны я тоже выделил. Ещё вопросы?

— Как насчёт магов? — поинтересовался Маркиан. — Софиополиты. Что ты знаешь про них?

Префект невыразительно хмыкнул.

— Сказки. Да, одно время ходили через Араксис какие-то странные люди, возили какие-то машины. Скорее всего, хотели искать золото. В Зоалисе раньше был золотой прииск. Но не нашли. Иначе все бы об этом знали. И не вернулись. Сгинули. Жить там невозможно… Что там? — крикнул Сабин в дверь, куда нерешительно заглядывал какой-то солдат.

— Аве, префект! — Солдат отсалютовал с порога. — Имею доложить: за кордоном девятой мили встали лагерем блеммии царя Яхатека, около сотни!

— Нападение? — Сабин привстал с кресла.

— Нет, префект. Ведут себя мирно, торгуют с крестьянами. Какой-то монах им проповедует, они слушают.

Сабин махнул рукой, отпуская солдата, и вернулся в кресло.

— У тебя всё, Маркиан? — Тон не оставлял сомнения, что префект желает закончить разговор.

— Я всё-таки хочу уточнить насчёт софиополитов, — Маркиан предпочёл не услышать этой интонации. — Ты сам-то не проверял? Разъезды по той дороге не посылал?

Сабин глянул на Маркиана ещё менее дружелюбно.

— У меня лишних людей нет. Если у дукса есть — пусть он и посылает. А мне надо патрулировать северную дорогу на Порфириты и Филотеру, сопровождать караваны, сторожить границу пустыни, да и в номе не одному же Евтихию следить за порядком… Итак, Маркиан, у тебя всё? — повторил он так, что уже нельзя было не понять намёка.

У выхода из претория ожидал молодой воин в звании сесквипликария, судя по единственной красной полосе на рукаве туники — темнокожий, длинноногий, с волосами как чёрный войлок. Он отсалютовал Маркиану:

— Аве! Я Кастор[34], десятник дромедариев. Буду командовать вашей охраной.

— Я Маркиан, рад знакомству. — Они обменялись рукопожатием. — Ты эфиоп, Кастор?

— Наполовину блеммий. — Десятника не смутил малотактичный вопрос — должно быть, его задавали постоянно. — Мать пленная блеммийка, отец солдат. Пойдём, познакомлю с нашими бойцами.

Девять дромедариев выстроились во дворе принципия верхом на песочного цвета верблюдах. Громоздкие сёдла на деревянных рамах были водружены на горбы, кожаные щиты приторочены к крупам. Смуглые бритые всадники были одеты по-римски — в казённые грязно-белые туники и плащи, держали за спинами луки, колчаны и связки дротиков. При виде Кастора они дисциплинированно гаркнули:

— Аве, сиксопликс[35]!

— Как-как они сказали? — не понял Маркиан.

Кастор слегка смутился:

— Они же все египтяне, с латынью не очень. Не так-то просто им выговорить sesquiplicarius. — Он начал представлять бойцов: — Валент, Максим, Сильван, Стефан, Виталий-первый, Виталий-второй, Мандат, Фольментий, Иовин. — Скомандовал: — Вольно, разойдись! — И объяснил Маркиану: — Переходы будем делать по ночам. Днём в пустыне даже для нас чересчур жарко. Так что выходим на закате. А теперь пойдём в стойла, подберём тебе верблюда.

— Что? — Маркиан развернулся к Кастору. — Я тоже должен ехать на этом чудовище?

— Чудовище? — Десятник возмутился, будто его оскорбили лично. — Верблюд — прекраснейшее животное, совершенное творение Божие! Ты просто их не знаешь, а когда узнаешь, непременно полюбишь! — Они шли по направлению к стойлам, и уже чувствовался запах и слышался хриплый рёв. — Поедем по заброшенной дороге, — объяснил Кастор спокойнее, — там всё песком занесло, лошади вязнут копытами, устают сильно. Если ты никогда не ездил на верблюде… Поначалу будет тяжело, но ничего, привыкнешь. — Десятник заговорил учительским тоном: — Запомни главное: лошадь глупая, а верблюд умный. Заставить его куда-то идти нельзя, можно только уговорить. Обращаться уважительно. И следить за его настроением.

— А если нет? — полюбопытствовал Маркиан. — Если не очень уважительно?

— Может и руку откусить.[36] Но это редко, — успокоил его Кастор. — Обычно они довольно спокойные, кроме как в декабре. — Пояснил: — Гон у них в декабре. В это время даже накк не седлают, а к гамалям вообще подходить нельзя…

— Накки? — переспросил Маркиан. — Гамали?

— Кобылы и жеребцы, — пояснил Кастор с лёгким оттенком презрения.

— И что же гамаль со мной сделает? — С каждым шагом Маркиан замедлял ход. — Обе руки откусит?

— Или хуже — примет за накку. — Они подошли к стойлам — открытой аркаде, разгороженной на клети. Верблюды зафыркали и заревели, приветствуя Кастора. — Вот вы, мои голубчики! Вот вы, мои сладкие!