Заброшенная дорога - [22]

— Мы восточные герулы, а это западные, — охотно пустился в объяснения Фригерид. — Когда наш праотец Герилас погиб в битве с данами, у него остались две дочери, Аустра и Вестра. Аустра бежала от данов на восток, в водах Эльбы сошлась с богом Марсом, которого мы называем Тиус, и родила от него наших великих предков — полубогов. — (Олимпиодор быстро записывал). — А Вестра ушла на запад, блудила там как последняя шлюха со всяким фризским и батавским отребьем, нарожала выблядков, и от них-то пошёл сброд, называющий себя западными герулами…

— Занимательные экскурсы о происхождении народов украшают любую историю, начиная с Геродота. — Маркиан сел за стол и придвинул к себе миску с жареной свининой. — Но ты ведь понимаешь, Олимпиодор, что всё это бабьи сказки?

Фригерид оскорблённо надул щёки и попытался что-то сказать, но философ ответил первым:

— Мой Маркиан, легенды могут лгать о прошлом, но если их правильно понимать, они рассказывают правду о настоящем. Почему современность предпочитает именно такую, а не иную ложь о древности? Ответ откроет некую правду о современности, не так ли?

— Интересная мысль, — согласился Маркиан, — но поскольку Фригерид, как я уверен, сам только что придумал эту легенду, она открывает правду не о современных герулах, а только о самом Фригериде. А именно, что он обожает болтать про шлюх.

— Да что ты несёшь, иллириец? — не выдержал тот. — Это древнее предание, которое мне поведал отец, а ему дед, а ему прадед, и так далее до самых сыновей Аустры! У нас его рассказывают каждому мальчику, когда посвящают в мужчины!

— Вот-вот, Олимпиодор! — Маркиан макнул кусочек свинины в мёд и уксус, отправил в рот, запил египетским пивом. — Расспроси его лучше о герульском обряде посвящения в мужчины. Это очень интересный обряд. Только он тебе не расскажет.

— Я слышал про тайфалов[38], что у них мальчик обязан отдаваться всем старшим мужчинам, пока не добудет в одиночку медведя или кабана, — заметил Олимпиодор. — Это правда?

— Про тайфалов правда, — сказал Фригерид, яростно косясь на Маркиана, — а про нас — бред и грязная клевета! Какие ещё ослицы? В наших краях вообще ослы не водятся!

— Всё это весьма любопытно, но прошу простить. Я чувствую, что ещё не совсем отошёл от ночного перехода. — Философ встал. — Отправляюсь на ложе. До вечера, господа! — С попугаем на плече он скрылся за дверью.

— Кстати насчёт ложа, — заметил Маркиан. — Жаль, что Олимпиодор оставил Аретрою в городе. Нам здесь её не хватает, ты не находишь?

— Всё равно бы не дала, — хмуро откликнулся Фригерид. — Я к ней ещё вчера в Максимианополе подкатывал — отшила как младенца.

— Олимпиодор запретил? — удивился Маркиан. — Я думал, он более широких взглядов.

— Да нет, сама. Я, говорит, больше не гетера, а переводчица, проводница и кто-то там ещё. Ух как обрадовалась, что вернётся домой в Мероэ! — Фригерид улыбнулся и наполнил свой кубок. — Выпьем, брат! Я не злюсь, я рад за неё. Она хорошая девочка.

— Переводчица и проводница, ну надо же! — Маркиан глотнул пива. — А кто её устроил на эту должность? Воистину, женскому племени благодарность неведома!

— Воистину неведома, брат! — Фригерид залпом осушил кубок.

Вечером выступили в следующий переход. После Араксиса караван сошёл с главного направления на Порфириты и взял южнее. Теперь они наконец-то шли по той самой дороге — заброшенной дороге на каменоломни Клавдия.

За сто лет хамсины засыпали песком древнюю караванную тропу. Направление указывали только каменные вехи-кайрны, что служили здесь вместо милевых столбов, да полузанесённые песком верблюжьи черепа и скелеты. Лошади едва плелись, утопая в девственном сыпучем песке — как и предупреждал Кастор. Второй ночной переход оказался ещё дольше первого.

Когда заря осветила небо над тёмно-лиловой лентой гор, путешественники увидели, что далеко впереди, в просвете широкого суходола — неподвижной песчаной реки — тянется в ясное небо и тает чёрный дымок.

— Что это? — спросил Маркиан, подъезжая к Кастору. — Я про дым. Он из какой-то крепости?

— Похоже… Вот те на, здесь и правда кто-то поселился! — Десятник почмокал, подгоняя свою Малышку.

— Наши софиополиты, — с удовольствием отметил Маркиан. — И в первой же крепости! Повезло нам — не придётся тащиться до самых каменоломен.

Над горами поднималось солнце, тень отступала, дымка рассеивалась, и скоро глазам путешественников предстала вторая крепостца — судя по карте, она называлась Гриэя. Она ничем не отличалась от Араксиса — такой же квадрат с круглыми башнями по углам. Вот только над серединой строения поднимался плотный чёрный дым, а под стенами, как стало видно ближе, раскинулся кочевой табор. Виднелись палатки из шкур, плохо различимые фигурки людей, верблюдов, овец и коз, и ещё — самое удивительное — много воды. Это был не мираж: рассвет ясно отражался в длинной цепочке луж, окаймлённых травяной порослью.

— Оазис, — потрясённо проговорил Кастор. — Здесь такого не было никогда! И быть не может!

— Магия? — спросил Маркиан почти серьёзно. — Ладно, разберёмся. Кастор, что это за кочевники?

— Не знаю, — сказал десятник. — Здесь отродясь никто не жил и не кочевал. Только набегали грабить караваны арабы с Красного моря или блеммии с юга. Но теперь и грабить некого, и… Не знаю, что и думать!