Заброшенная дорога - [23]

— А ты поменьше думай, — посоветовал Фригерид. — Командуй луки натягивать, эти ребята нас заметили.

Действительно, от табора отделилась группа всадников на верблюдах и поскакала навстречу путешественникам. За передовой группой потянулись остальные, всего несколько десятков наездников. За ними поднялась пыль, заволакивая силуэт крепости, донеслось гиканье и топот.

— Десятка! Луки натянуть! — крикнул Кастор и сам выхватил из-за спины лук, ловко согнул о раму седла, быстрым отработанным движением натянул тетиву. — Теперь вижу — это блеммии. Хорошо, что не арабы. Можем договориться.

Пальмирский дромедарий, III в. [Nicolle & McBride 1991, plate F]

Приближавшиеся диким галопом всадники были черны как смоль, тощи, косматы и безбороды, в одних кожаных набедренниках, с копьями у бедра и простыми камышовыми луками за спиной. Стрелы торчали из всклокоченных шевелюр, густо смазанных для закрепления то ли маслом, то ли грязью. По чьему-то окрику орава остановилась в полутора полётах стрелы от дромедариев. Выехал вперёд и поскакал навстречу путешественникам один-единственный наездник на красивой белой верблюдице. Он был высок и жилист, на месте сосков — шрамы, борода выщипана, чёрное тело покрыто красными извивами татуировок.

— Я его знаю, — с облегчением сказал Кастор, — это Харахен на своей Жемчужине. Десятка, убрать луки!

— Йихаана![39] — проревел блеммийский вождь и лихо осадил верблюдицу, взметя пыль. — Кватибаана?

— Кватиба! — отозвался Кастор. — Харахени йихаа!

И блеммий с полублеммием начали беглый непонятный разговор. Наконец они что-то выяснили между собой, Кастор повернулся к Маркиану и перешёл на латынь:

— Харахен говорит, что в крепости живут ремесленники. Они умеют добывать воду. Дают воду блеммиям, а блеммии дают им пищу и защиту. Харахен говорит, что эта крепость — под его покровительством.

Харахен смотрел на Маркиана с открытой дружелюбной улыбкой. Во рту у него почему-то недоставало всех четырёх резцов.[40] Маркиан расправил спину, придавая себе величественную осанку истинного квирита.

— Кастор, скажи Харахену, что крепость Гриэя принадлежит римлянам. Что нас прислали посмотреть, всё ли в порядке. И он не должен препятствовать нам войти.

— Я могу чем-то помочь? — Олимпиодор подъехал, пока Кастор переговаривался с блеммием.

— Твои дипломатические таланты пока не нужны. — Маркиан не сводил глаз с Харахена. — Ситуация довольно проста… Кастор, что он говорит? Дословно?

— Харахен говорит: «Крепость ваша, но люди в ней мои. Они под моей защитой. Пусть в крепость войдёт один начальник и осмотрит всё, что хочет, но остальные должны остаться снаружи».

— Thunras bloth! — рявкнул Фригерид. — Скажи этому псу: пёс, как ты смеешь ставить нам условия? Это римская крепость, и там римские граждане, и мы войдём, хочешь ты того или нет!

— Э-э… — Кастор вопросительно глянул на Маркиана. Тот поморщился.

— Кастор, скажи Харахену: мой несдержанный друг не хотел тебя оскорбить. Скажи, что он просто дурак. Скажи, что до моего друга с его отважным германским сердцем пока не дошло, что нас тут дюжина, а вас, блеммиев, полсотни.

— Скажи ему, что мой иллирийский друг не дурак. Скажи, что он просто трус. Скажи, что нас тут, может, и дюжина, но за нами стоит великий Рим!

— Скажи, что моему герульскому другу пора понять: сейчас не время для наших обычных дружеских подколок. Скажи, что я говорю совершенно официально: моему другу пора вспомнить субординацию и заткнуться, иначе — повторяю, никаких шуток — я разжалую моего друга в рядовые и отправлю чистить сортиры.

Фригерид молчал. Харахен ожидающе улыбался во весь щербатый рот. Кастор почесал голову.

— Э-э, в блеммийском языке нет слов «официально», «субординация» и «сортир».

— Тогда скажи просто: я согласен. Я один войду в крепость.

9

Провинция Эмилия была опустошена войной. Города разграблены, жители разбежались кто в Апеннины, кто в Аримин, Равенну и другие хорошо защищённые крепости. На почтовых станциях в Фавенции и Цезене гонец обнаружил лишь пустоту и разорение. Ему приходилось питаться запасами и на каждой станции давать коню отдых. Лишь Аримин, ключ к Равенне, удерживали римские войска и гуннские союзники. Здесь наконец-то удалось поменять коня на свежего. Оставался последний 33-мильный перегон до Равенны, отрезок Попилиевой дороги по перешейку между лагуной и Адриатическим морем.

Из крепостной стены выходил наружу конец керамической трубы. Вода из неё не текла. И не лилась. И тем более не сочилась. Она хлестала — да с таким напором, какого не увидишь и в городских водозаборах под акведуками. И уже довольно давно, судя по тому, какой густой травой обросли лужи. Козы и овцы блеммиев основательно объедали эту траву, но она росла и росла.

Маркиан поглядел на трубу, пожал плечами и прошёл через беспечно распахнутые ворота во внутренний двор.

Он сразу увидел источник дыма и того странного шума — глухого, частого, равномерного стука — который ему никогда не приходилось слышать ранее. Над колодцем посреди двора вместо обычного купола нависала неописуемая конструкция из гигантского бронзового котла, труб, колёс, ременных передач, снующих вверх-вниз поршней и бронзового столба, который уходил куда-то в глубины земли и непрерывно вращался.