Заброшенная дорога - [19]

Они миновали арку, ведшую во внутренние дворы дворца. Неподвижные часовые стояли в проходе лицом друг к другу. Солнце поднималось и укорачивало тени обелисков на дорожках и трибунах Большого цирка.

— Ещё два дня на разграбление, и нам придётся уйти, потому что кончатся съестные припасы. На север нам хода нет. Гонорий теперь напряжёт все силы, помирится с Константином, пойдёт на всё, но за взятие Рима отомстит. В Умбрии или Лигурии нас встретят в горных проходах, там мы и поляжем. Нет, надо идти на юг и переправляться в Африку. Только там мы сможем прокормиться зимой, не опасаясь удара римлян. Вот только флота у нас нет. И наш обоз после взятия Города… немного вырастет. Раз в пять. Как думаешь, успеем мы захватить достаточно кораблей, прежде чем корабельщики услышат о нас и удерут из всех портов Южной Италии?

Атаульф остановился и поглядел на него вытаращенными глазами.

— Иисусе Христе! Теперь я понимаю, почему… — Он не нашёл в себе сил закончить фразу.

— Почему мы проиграли? — договорил за него Аларих. Вздохнул и снова неспешно зашагал по колоннаде. — Знаешь, лет двадцать назад я тоже недооценивал римлян. Считал, молодой дурак, что они слабаки, трусы и умеют только красиво болтать. Удивлялся: и за какие заслуги Бог так полюбил их, что наделил несметными богатствами и лучшими землями на свете? Ведь такой накрашенный, как баба, болтун наделает под себя, едва гот побежит на него с боевым кличем! И правда. Каждый раз, как мы встречали римлян в бою, они делали под себя. Только в дерьме почему-то каждый раз оказывались мы.

— Ну, ты преувеличиваешь, — неуверенно сказал Атаульф.

— Два года назад Ульдин захватил Фракию и стоял под стенами Константинополя, — продолжал Аларих. — Римляне победили его хоть в одном бою? Нет! Забегали послы к подручным Ульдина, стали сыпать подарками, а ещё больше обещаниями подарков. И подручные разбежались, и великий тенгри-тархан Ульдин, что мечтал завоевать мир, уполз за Дунай, как потрёпанный псами лис. Оказывается, это довольно важно — уметь красиво болтать! — Аларих смотрел на Атаульфа с кривой ухмылкой. — Расскажу ещё историю, брат. В одном городке в Паннонии жил богатый скотовладелец. Стада его кочевали по всей степи от Савы до Дуная. Держал весь городок в кулаке, много лет подряд избирался градоначальником. Мы ограбили его дотла. Угнали скот и рабов, сожгли усадьбу. Он приходил ко мне жаловаться, но что я мог сделать против своих воинов? Человек остался нищим. Ушёл в монахи. А через пару лет горожане избрали его епископом — и теперь он снова держит город в кулаке. Понимаешь? Вот где настоящая сила Рима! Власть над умами! Вот чему их учат риторы в школах красивой болтовни! Ты слушаешь их, и вроде бы ничего не случается, но проходит время — и ты уже думаешь, как они, ты позволил им подчинить свой ум, ты превратился в римлянина…

— Ну знаешь, мой ум они не подчинили, — буркнул Атаульф.

Аларих остановился, мягко взял его за плечо и развернул лицом к Городу.

— Что ты скажешь про это, брат?

Атаульф молчал. Рим отражался в его голубых глазах — Большой цирк с обелисками и фонтанами, громоздящиеся ступенями по склону виллы и многоэтажные дома Авентина, храмы Луны, Минервы, Дианы, а дальше у Тибра — древний, ещё времён войн с этрусками, храм Юноны Царицы, а рядом — базилика святой Сабины… крыши и стены, разломы улиц и взбегающие на холмы лестницы, и ещё, и ещё стены и крыши, акведуки, кипарисы и пинии, бронза в патине, черепица и травертин…

— Он огромен, — сказал наконец Атаульф. — Страшен. Прекрасен. Он выше человеческого понимания.

Аларих хлопнул его по плечу.

— Вот ты и римлянин, брат, — сказал он. — Любуйся. Вряд ли увидишь его снова.

Гонец Плацидии скакал по южной Этрурии. Пока удавалось менять коней на каждой почтовой станции — ночью в Вольсиниях, утром в Клузии — и он почти не делал остановок, уже сутки не спал и не отдыхал, а только на станциях, пока седлали свежего коня, разминал ноги и перекусывал козьим сыром со смоквами. Гонец рассчитывал добраться до Равенны через два дня.

— Ладно, Сабин, я вижу, что ты не расположен к светской болтовне, — сказал Маркиан, ёрзая в неудобном кресле для посетителей. — Перейдём к делу. Что ты знаешь про заброшенную дорогу в каменоломни Клавдия?

Они сидели вдвоём в душном, залитом солнцем кабинете префекта Третьей алы дромедариев. Флавий Сабин, сухопарый бритоголовый старик с тёмным выдубленным лицом, глядел на Маркиана, как только может глядеть матёрый служака с тридцатилетним боевым опытом на щеголеватого столичного гвардейца, и не спешил с ответом.

— Она идёт в каменоломни Клавдия. Она заброшена, — произнёс он наконец. В латыни Сабина чувствовался египетский акцент: префект был египтянином, хотя и принял по солдатскому обычаю римское имя. — Уже сто лет, как заброшены сами каменоломни.

— Кончились камни? — полюбопытствовал Маркиан.

— Кончились деньги. — Сабин вынул из шкафа свиток с дорожной картой провинции[31]. Развернул перед Маркианом, ткнул в изображение пары зубчатых башен на извилистой синей ленте Нила. — Это Максимианополь. — Ткнул в ломаную линию с надписанными названиями и цифрами миль. — А это дорога через Восточную пустыню.