Забирая дыхание - [5]

Виола, его секретарша, после того как договор купли-продажи завершался рукопожатием, выполняла всю бумажную работу, а его коллега Гернот ходил с клиентами к нотариусу и с безграничным спокойствием разъяснял все, что обыкновенному человеку, не юристу, было непонятно или казалось подозрительным в сделке купли-продажи.

Самым большим капиталом Матиаса были его привлекательный внешний вид, утонченное обхождение, риторический талант и невероятный шарм.

А теперь у него не будет никого, кто бы гладил ему рубашки, и помогал советами при покупке элегантных костюмов. Невероятно!

Перед больницей не оказалось ни одного такси, из-за чего Матиас снова вышел из себя. Но еще больше его разозлило то, что он не поехал за машиной скорой помощи на собственном автомобиле и теперь с растерянным и подавленным видом вынужден был стоять здесь.

Сегодня просто не его день! В больнице он отключил свой мобильный и только сейчас увидел, что у него несколько сообщений на голосовой почте.

— Что случилось? — спрашивала Виола взволнованным голосом. — Где ты? Доктор Герсфельд ждет, и он вообще не amused[1]. Пожалуйста, перезвони мне! — При последнем звонке она совсем разнервничалась: — Мы очень беспокоимся. С тобой что-то случилось? Пожалуйста, отзовись!

Матиас призадумался, не позвонить ли Герноту или Виоле, но решил этого не делать. Так будет правильнее. Приятно, что они так обеспокоены. Главное, чтобы они не заставили полицию разыскивать его. Но на это они, скорее всего, не решатся — в конце концов, он взрослый человек и может без объяснения причин хотя бы один день не появиться в бюро. Попытка поднять панику выглядела бы смешной.

И он направился к ближайшей улице. Не пришлось ждать и пяти минут, как появилось такси, которое он остановил взмахом руки.

— Отвезите меня к ресторану «Раутманнс», — сказал Матиас водителю. Он только сейчас понял, что сегодня, кроме кофе и воды, ничего не ел и не пил.

Он чувствовал себя не в состоянии позвонить Александеру и рассказать, что его бабушка хотя и жива, но уже в какой-то степени умерла.

4

Было уже начало двенадцатого, когда он вышел из «Раутманнс». Слишком маленькая, небрежно приготовленная, не особенно приятная на вкус и чрезвычайно дорогая порция спаржи привела его в дикую ярость. В конце концов, он был постоянным клиентом, приходил сюда не менее трех раз в неделю и оставлял в этом заведении немалые деньги. И он, видит Бог, не заслужил того, чтобы с ним так обходились и делали из него дурака!

Тем не менее он дал официанту Карло одиннадцать евро на чай.

— Если кто-то в вашем заведении не выполняет свою работу надлежащим образом, вы тут ни при чем, — великодушно заявил Матиас, подвигая к нему деньги через стол. — Это не должно быть вам в убыток.

Ему не хотелось раздражать Карло, он рассчитывал на его расположение. Карло мог раздобыть среди ночи пачку сигарет или бутылку шампанского, а однажды даже отвез Матиаса на его «порше» домой, потому что тот слишком много выпил. Матиас ему щедро заплатил, тем более что на следующий день смог без проблем поехать на встречу, не вызывая сначала такси, чтобы забрать свой автомобиль.

Карло был душевным парнем, всегда готовым помочь, и, казалось, восхищался Матиасом. Это было бальзамом для его души, а значит, Карло стоил денег, которые Матиас отсчитывал для него.

Он чувствовал, что становится нервозным и беспокойным. И причина этого была не в одной матери. Он еще не мог возвращаться домой, кроме того, ночь только началась.

Он раздумывал, куда бы еще пойти. Теплый ночной воздух был словно наэлектризован, и у него перехватывало дыхание. Он посмотрел на часы. В это время заканчивалось представление в большинстве театров, и это было удобно. А если он поторопится, то успеет добраться до Государственной оперы на Унтер ден Линден еще до того, как закончится «Фиделио».

Постепенно Матиас успокоился. Неважно, что он появится в конце спектакля, теплыми летними ночами открывается масса возможностей — на площадях, улицах или в барах, которые только выставляли свои столики на улицы. Он даже не сомневался, что найдет то, что ищет.

Его походка была бодрой и одновременно расслабленной. Он наслаждался тем, как подошвы его новеньких туфель из крокодиловой кожи постукивают по асфальту. Для Матиаса это был благородный звук, и при мысли об этом он улыбнулся.

Когда он добрался до Государственной оперы, площадь перед ней была заполнена людьми, и автомобили отъезжали каждую секунду. Засунув руки в карманы, он бродил между людьми, ожидающими такси или стоявшими небольшими группами, что-то обсуждая, прощаясь или просто рассматривая афиши перед оперным театром.

Глаз у Матиаса был тренированный, поиск стал для него занятием обыденным, и он очень быстро понял, что здесь нет никого, с кем можно завязать знакомство. Он задумался, не подойти ли ко входу и не подождать ли там, пока хор снимет грим и выйдет на улицу, но потом отказался от этой мысли. Он не хотел стоять там, словно несчастный влюбленный.

И он не спеша направился в сторону Жандарменмаркт.

В городе было на удивление оживленно. Перед ним шла пожилая пара — женщина с мелкими белоснежными локонами, на полторы головы ниже мужа, который шел рядом, обняв ее за плечи, словно осторожно буксировал через город. Женщина напомнила ему его мать, волосы которой тоже с каждым годом становились все белее, хотя она периодически и подкрашивалась в блондинку. Со спины мать с ее изящной фигурой до сих пор выглядела словно юная девушка. «Сзади лицей, спереди музей», — время от времени говорила она и при этом смеялась. И хотя Матиасу эта фраза порядком надоела, он ни разу не решился попросить ее прекратить.