За журавлями - [6]
Иногда по мастерским ходил сам старший Щукин, с черной смоляной бородой, в распахнутой поддевке, похожий на Стеньку Разина. Тогда у мастера Лукича краснела лысина и он подобострастно объявлял: «Фрол Романович изволит идти!»
И когда Щукин проходил мимо ряда верстаков, за ним, отставая на шаг, семенил Лукич. Некоторые рабочие, которые робкие, кланялись, но большинство не замечали хозяина и продолжали свою работу: кто зубилом рубил, кто болванку ключа обтачивал, кто дрель вертел. После обхода Щукин распекал Лукича за непорядки, и нам сыпались штрафы. После таких посещений дядя Костя обычно наставлял робких.
— Что ты все кланяешься, Митрич, — обращался он к пожилому и смирному слесарю. — Надо рабочую гордость иметь. Он тебя за горло берет, штрафами давит, а ты поклоны бьешь.
— Верно говорит, — поддерживали дядю Костю слесаря. — Хоть он и «Стенька Разин», да не наш.
А штрафовали, бывало, за всякое: зазубришь крейц-месель — штраф, сломалось сверло — штраф, потерялся метчик для нарезки резьбы — двойной штраф.
Помню ясный весенний день 1916 года. Через закопченные, замызганные окна мастерской пробивается золотой сноп солнца. Во дворе завода зеленеет недавно распустившийся клен. У клена возятся столяры, затоваривают готовые замки в ящики.
— Возьми инструмент, Федя, — сказал мне дядя Костя, — и пойди на лабазы, там от большого замка ключ потеряли. Лабаз открыть не могут… От купца Скворцова прибегал мальчишка…
Я взял чемоданчик с инструментом и пошел на торговую площадь. День был теплый, солнечный. На площади, у лабазов стаями летали воробьи, по мостовой деловито, не торопясь, ковыляли сизари-голуби. У одного из складов вытянулась вереница телег. Приехавшие за отрубями и за другим товаром мужики из окрестных деревень сидели в стороне, у них был вынужденный перекур.
Я подошел к мужикам. Один из них рассказывал:
— Захворал быдто у царя ребетенок: день плачет, два плачет, а помочь ему нихто не может. Призвали дохторов разных: наших расейских, англиканских, еще хранцузких, ну и прочих… Дохтора головами крутят, градусник ставят, микстурами разными поят, а парнишке обратно худо. Не помогает… Тогда призвали, говорят, из Тюмени конокрада. Гришку Распутина. Составил он, сказывают, лекарство с наговором и вылечил парнишку… И через это первейшим помощником у царя стал… С царем у их навроде бы теперь дружба. Гришка его по плечу хлопает, папашкой называет… Сказывают, и министров назначает он, Гришка… На кого перстом укажет, тот и министр… Кажинный день, говорят, дорогое вино «мадеру» глушит, да за мамзелями ударяить… А харчуется с царского стола, ест-пьет — сколько душа примет, от пуза…
— Шарамыга… Жулик, — вставил кто-то.
— Известно, жулик, — согласился мужик и продолжал: — Висела, сказывают, во дворце, в одном зале огромадная люстра…
— А это что такое — люстра?
— Лампада такая, хрустальная, пудов на двадцать, — разъяснил мужик. — Ну, вот… Пробрался ночью Гришка в залу и подпилил крюк, на каком энта лампада висела… А утром и говорит царю: «Мальчонку в залу чтобы больше не пущать». — «В чем дело? — спрашивает царь. — Почему такое — не пущать?» — «Не пущать, и все тут… — говорит Гришка. — Было у меня ночью видение…» А через неделю люстра энта с потолка как хрястнется… Чуть людей не побила… А Гришке от царя награда вышла, за спасение наследника расейского пристолу…
— Оно, может, и правда все, — отозвался другой мужик, — да только Гришку энтого вместе с папашкой по спине мешалкой скоро погонят.
— Это кто ж погонит?
— Трудовой народ. Мы, мужики, да рабочие. Так и в газетке писано. — Мужик полез в карман армяка и достал замасленную, сложенную вчетверо газету. — Развернул ее. — Наш, деревенский, с лазарету привез, — объяснил он. — Да вот и статейка тут… — и подал к тянущимся рукам газету.
Я пошел в контору лабаза и объяснил кладовщику, что пришел открывать замок. Он подозрительно осмотрел меня: хотя мне и шел тогда уже шестнадцатый год, но ростом я был небольшой, одет плохо. В контору, с верхнего этажа, но крутой шаткой лесенке спустился сам купец, похожий на гирю «пудовичок» — голова маленькая, туловище большое, круглое.
Увидев меня, спросил:
— Струмент есть?
— Есть.
— У, ирод! — цыкнул он на кладовщика, видно, за то, что тот потерял ключ. — Валандайся теперь с вами.
Подошли к лабазу. На воротах висел увесистый чугунный замок. Я попросил кладовщика найти какую-нибудь подставку, так как до замка, из-за своего малого роста, я не доставал. Пока искали подставку, толпа мужиков сгрудилась возле ворот, притихла, с любопытством наблюдая, что сейчас будет. Откроют ли замок лабаза или нет? Принесли ящик. Я взобрался на него и внимательно осмотрел замок, внушительный размер которого вызывал у всех невольное уважение. По своему опыту я уже знал, что большой висячий замок устроен обычно просто и его намного легче открывать, чем маленький. Прикинув в уме что и как, я взял стальной, загнутый кочережкой пруток, нащупал внутри замка подвижную, запирающуюся часть и, как рычагом, резко нажал влево. С легким щелчком замок открылся. Двумя руками я передал его самому Скворцову.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.